Желтый. История цвета - [54]
Итак, желтый цвет, которым столь долго пренебрегали политики, похоже, вновь заявляет о себе. Что это – мертвая зыбь или надвигающийся могучий вал? Пока вопрос остается без ответа. Однако нельзя не отметить, что, по результатам недавних опросов общественного мнения на тему «Ваш любимый цвет?», желтый, как издавна повелось, занял последнее место, причем по всей Западной Европе. Результаты по структуре мало отличаются от тех, что были в конце XIX века. На вопрос «Ваш любимый цвет?» 45–50 % респондентов отвечают: синий, 15–18 % – зеленый, примерно 12 % – красный, 8–10 % – черный, а желтый – менее 5 %; прочие цвета делят оставшиеся крохи между собой. Для историка здесь самое важное то, что результаты опросов практически не изменились с самого момента их появления – то есть с 1880 года.
В дальнейшем социологические опросы стали регулярно проводиться в Европе, а затем, после Первой мировой войны – в США. Особенно частыми эти опросы стали в 1950‐е годы под влиянием маркетинга и рекламы[232]. Однако несмотря на появление новых материалов и новых техник освещения, несмотря на все перемены в обществе и во взглядах, которые произошли в Европе с конца XIX столетия, данные опросов от поколения к поколению почти не меняются. И в 1890‐м, и в 1930‐м, и в 1970‐м, и в 2010‐м с большим отрывом лидирует синий, а желтый плетется в хвосте. Причем результаты оказываются почти идентичными не только в разные десятилетия, но и в разных странах Старого Континента[233]. Ни климат, ни количество солнечных дней в году, ни история, ни религия, ни культурные традиции, ни тем более государственный строй и уровень развития экономики, похоже, ни имеют никакого влияния на предпочтения респондентов[234].
А что нас ждет в ближайшие десятилетия, когда завершится грандиозный и бурно обсуждаемый процесс глобализации? Останется ли синий цвет любимым цветом европейцев, а нелюбимый желтый – извечной жертвой своей негативной символики, тяжкого наследия прошлого, о котором так хочется забыть? По кое-каким едва заметным признакам можно предположить, что грядут перемены, и не только в политической символике и повседневной жизни, но также в системах ценностей и взглядах. Если бы я был не историк, а представитель творческой профессии – художник, модельер, дизайнер, специалист по рекламе, – я бы непременно воспользовался этим и сделал ставку на желтый. Я поборолся бы за то, чтобы он занял в мире цвета такое же достойное место, какое занимал в Античности, но утратил в Средние века и так и не сумел обрести вновь.
Желтый – цвет будущего?
Библиография
РАБОТЫ ОБЩЕГО ХАРАКТЕРА
Berlin B., Kay P. Basic Color Terms. Their Universality and Evolution. Berkeley, 1969.
Birren F. Color. A Survey in Words and Pictures. New York, 1961.
Brusatin M. Storia dei colori. 2e éd. Torino, 1983 (trad. franç.: Histoire des couleurs. Paris, 1986).
Conklin H. C. Color Categorization // The American Anthropologist. Vol. LXXV/4. 1973. P. 931–942.
Eco R., dir. Colore: divietti, decreti, discute. Milan, 1985 (numéro spécial de la revue Rassegna. Vol. 23. Sept. 1985).
Gage J. Color and Culture. Practice and Meaning from Antiquity to Abstraction. London, 1993.
Heller E. Wie Farben wirken. Farbpsychologie, Farbsymbolik, Kreative Farbgestaltung. 2e éd. Hambourg, 2004.
Indergand M., Fagot Ph. Bibliographie de la couleur. Paris, 1984–1988. 2 vol.
Meyerson I., dir. Problèmes de la couleur. Paris, 1957.
Pastoureau M. Bleu. Histoire d’une couleur. Paris, 2000.
Pastoureau M. Noir. Histoire d’une couleur. Paris, 2007.
Pastoureau M. Dictionnaire des couleurs de notre temps. Symbolique et société contemporaines. 4e éd. Paris, 2007.
Pastoureau M. Vert. Histoire d’une couleur. Paris, 2013.
Pastoureau M. Rouge. Histoire d’une couleur. Paris, 2016.
Portmann A., Ritsema R., dir. The Realms of Colour. Die Welt der Farben. Leyde, 1974 (Eranos Yearbook, 1972).
Pouchelle M.-Ch., dir. Paradoxes de la couleur. Paris, 1990 (numéro spécial de la revue Ethnologie française. T. 20/4. Oct. – déc. 1990).
Rzepinska M. Historia coloru u dziejach malatstwa europejskiego. 3e éd. Varsovie, 1989.
Tornay S., dir. Voir et nommer les couleurs. Nanterre, 1978.
Valeur B. La Couleur dans tous ses états. Paris, 2011.
Vogt H. H. Farben und ihre Geschichte. Stuttgart, 1973.
Zahan D. L’Homme et la couleur / Jean Poirier, dir. Histoire des mœurs. T. I: Les Coordonnées de l’homme et la culture matérielle. Paris, 1990. P. 115–180.
Zuppiroli L., dir. Traité des couleurs. Lausanne, 2001.
АНТИЧНОСТЬ И СРЕДНИЕ ВЕКА
Beta S., Sassi M. M., eds. I colori nel mondo antiquo. Esperienze linguistiche e quadri simbolici. Sienne, 2003.
Bradley M. Colour and Meaning in Ancient Rome. Cambridge, 2009.
Brinkmann V., Wünsche R., eds. Bunte Gütter. Die Farbigkeit antiker Skulptur. München, 2003.
Brüggen E. Kleidung und Mode in der höfischen Epik. Heidelberg, 1989.
Carastro M., éd. L’Antiquité en couleurs. Catégories, pratiques, représentations. Grenoble, 2008. P. 187–205.
Cechetti B. La vita dei Veneziani nel 1300. Le veste. Venise, 1886.
Centre universitaire d’études et de recherches médiévales d’Aix-en-Provence, Les Couleurs au Moyen Age. Aix-en-Provence, 1988 (Sénéfiance. T. 24).
Красный» — четвертая книга М. Пастуро из масштабной истории цвета в западноевропейских обществах («Синий», «Черный», «Зеленый» уже были изданы «Новым литературным обозрением»). Благородный и величественный, полный жизни, энергичный и даже агрессивный, красный был первым цветом, который человек научился изготавливать и разделять на оттенки. До сравнительно недавнего времени именно он оставался наиболее востребованным и занимал самое высокое положение в цветовой иерархии. Почему же считается, что красное вино бодрит больше, чем белое? Красное мясо питательнее? Красная помада лучше других оттенков украшает женщину? Красные автомобили — вспомним «феррари» и «мазерати» — быстрее остальных, а в спорте, как гласит легенда, игроки в красных майках морально подавляют противников, поэтому их команда реже проигрывает? Французский историк М.
Почему общества эпохи Античности и раннего Средневековья относились к синему цвету с полным равнодушием? Почему начиная с XII века он постепенно набирает популярность во всех областях жизни, а синие тона в одежде и в бытовой культуре становятся желанными и престижными, значительно превосходя зеленые и красные? Исследование французского историка посвящено осмыслению истории отношений европейцев с синим цветом, таящей в себе немало загадок и неожиданностей. Из этой книги читатель узнает, какие социальные, моральные, художественные и религиозные ценности были связаны с ним в разное время, а также каковы его перспективы в будущем.
Уже название этой книги звучит интригующе: неужели у полосок может быть своя история? Мишель Пастуро не только утвердительно отвечает на этот вопрос, но и доказывает, что история эта полна самыми невероятными событиями. Ученый прослеживает историю полосок и полосатых тканей вплоть до конца XX века и показывает, как каждая эпоха порождала новые практики и культурные коды, как постоянно усложнялись системы значений, связанных с полосками, как в материальном, так и в символическом плане. Так, во времена Средневековья одежда в полосу воспринималась как нечто низкопробное, возмутительное, а то и просто дьявольское.
Исследование является продолжением масштабного проекта французского историка Мишеля Пастуро, посвященного написанию истории цвета в западноевропейских обществах, от Древнего Рима до XVIII века. Начав с престижного синего и продолжив противоречивым черным, автор обратился к дешифровке зеленого. Вплоть до XIX столетия этот цвет был одним из самых сложных в производстве и закреплении: химически непрочный, он в течение долгих веков ассоциировался со всем изменчивым, недолговечным, мимолетным: детством, любовью, надеждой, удачей, игрой, случаем, деньгами.
Данная монография является продолжением масштабного проекта французского историка Мишеля Пастуро – истории цвета в западноевропейских обществах, от Древнего Рима до XVIII века, начатого им с исследования отношений европейцев с синим цветом. На этот раз в центре внимания Пастуро один из самых загадочных и противоречивых цветов с весьма непростой судьбой – черный. Автор предпринимает настоящее детективное расследование приключений, а нередко и злоключений черного цвета в западноевропейской культуре. Цвет первозданной тьмы, Черной смерти и Черного рыцаря, в Средние века он перекочевал на одеяния монахов, вскоре стал доминировать в протестантском гардеробе, превратился в излюбленный цвет юристов и коммерсантов, в эпоху романтизма оказался неотъемлемым признаком меланхолических покровов, а позднее маркером элегантности и шика и одновременно непременным атрибутом повседневной жизни горожанина.
Книга известного современного французского историка рассказывает о повседневной жизни в Англии и Франции во второй половине XII – первой трети XIII века – «сердцевине западного Средневековья». Именно тогда правили Генрих Плантагенет и Ричард Львиное Сердце, Людовик VII и Филипп Август, именно тогда совершались великие подвиги и слагались романы о легендарном короле бриттов Артуре и приключениях рыцарей Круглого стола. Доблестные Ланселот и Персеваль, королева Геньевра и бесстрашный Говен, а также другие герои произведений «Артурианы» стали образцами для рыцарей и их дам в XII—XIII веках.
В книгу известного российского ученого Т. П. Григорьевой вошли ее работы разных лет в обновленном виде. Автор ставит перед собой задачу показать, как соотносятся западное и восточное знание, опиравшиеся на разные мировоззренческие постулаты.Причина успеха китайской цивилизации – в ее опоре на традицию, насчитывающую не одно тысячелетие. В ее основе лежит И цзин – «Книга Перемен». Мудрость древних позволила избежать односторонности, признать путем к Гармонии Равновесие, а не борьбу.В книге поднимаются вопросы о соотношении нового типа западной науки – синергетики – и важнейшего понятия восточной традиции – Дао; о причинах взлета китайской цивилизации и отсутствия этого взлета в России; о понятии подлинного Всечеловека и западном антропоцентризме…
Книга посвящена пушкинскому юбилею 1937 года, устроенному к 100-летию со дня гибели поэта. Привлекая обширный историко-документальный материал, автор предлагает современному читателю опыт реконструкции художественной жизни того времени, отмеченной острыми дискуссиями и разного рода проектами, по большей части неосуществленными. Ряд глав книг отведен истории «Пиковой дамы» в русской графике, полемике футуристов и пушкинианцев вокруг памятника Пушкину и др. Книга иллюстрирована редкими материалами изобразительной пушкинианы и документальными фото.
Историки Доминик и Жанин Сурдель выделяют в исламской цивилизации классический период, начинающийся с 622 г. — со времени проповеди Мухаммада и завершающийся XIII веком, эпохой распада великой исламской империи, раскинувшейся некогда от Испании до Индии с запада на восток и от черной Африки до Черного и Каспийского морей с юга на север. Эта великая империя рассматривается авторами книги, во-первых, в ее политическом, религиозно-социальном, экономическом и культурном аспектах, во-вторых, в аспекте ее внутреннего единства и многообразия и, в-третьих, как цивилизация глубоко своеобразная, противостоящая цивилизации Запада, но связанная с ней общим историко-культурным контекстом.Книга рассчитана на специалистов и широкий круг читателей.
Увлекательный экскурс известного ученого Эдуарда Паркера в историю кочевых племен Восточной Азии познакомит вас с происхождением, формированием и эволюцией конгломерата, сложившегося в результате сложных и противоречивых исторических процессов. В этой уникальной книге повествуется о быте, традициях и социальной структуре татарского народа, прослеживаются династические связи правящей верхушки, рассказывается о кровопролитных сражениях и создании кочевых империй.
В книгу известного ученого, доктора исторических наук, заслуженного деятеля науки РФ Ростислава Васильевича Кинжалова вошли исторический роман «Боги ждут жертв», рассказ «Орлы Тиночтитлана» и статьи из научного сборника «Астрата».
Монография посвящена исследованию литературной репрезентации модной куклы в российских изданиях конца XVIII – начала XX века, ориентированных на женское воспитание. Среди значимых тем – шитье и рукоделие, культура одежды и контроль за телом, модное воспитание и будущее материнство. Наиболее полно регистр гендерных тем представлен в многочисленных текстах, изданных в формате «записок», «дневников» и «переписок» кукол. К ним примыкает разнообразная беллетристическая литература, посвященная игре с куклой.
Сборник включает в себя эссе, посвященные взаимоотношениям моды и искусства. В XX веке, когда связи между модой и искусством становились все более тесными, стало очевидно, что считать ее не очень серьезной сферой культуры, не способной соперничать с высокими стандартами искусства, было бы слишком легкомысленно. Начиная с первых десятилетий прошлого столетия, именно мода играла центральную роль в популяризации искусства, причем это отнюдь не подразумевало оскорбительного для искусства снижения эстетической ценности в ответ на запрос массового потребителя; речь шла и идет о поиске новых возможностей для искусства, о расширении его аудитории, с чем, в частности, связан бум музейных проектов в области моды.
Мода – не только история костюма, сезонные тенденции или эволюция стилей. Это еще и феномен, который нуждается в особом описательном языке. Данный язык складывается из «словаря» глянцевых журналов и пресс-релизов, из профессионального словаря «производителей» моды, а также из образов, встречающихся в древних мифах и старинных сказках. Эти образы почти всегда окружены тайной. Что такое диктатура гламура, что общего между книгой рецептов, глянцевым журналом и жертвоприношением, между подиумным показом и священным ритуалом, почему пряхи, портные и башмачники в сказках похожи на колдунов и магов? Попытка ответить на эти вопросы – в книге «Поэтика моды» журналиста, культуролога, кандидата философских наук Инны Осиновской.
Исследование доктора исторических наук Наталии Лебиной посвящено гендерному фону хрущевских реформ, то есть взаимоотношениям мужчин и женщин в период частичного разрушения тоталитарных моделей брачно-семейных отношений, отцовства и материнства, сексуального поведения. В центре внимания – пересечения интимной и публичной сферы: как директивы власти сочетались с кинематографом и литературой в своем воздействии на частную жизнь, почему и когда повседневность с готовностью откликалась на законодательные инициативы, как язык реагировал на социальные изменения, наконец, что такое феномен свободы, одобренной сверху и возникшей на фоне этакратической модели устройства жизни.