Желтый. История цвета - [53]

Шрифт
Интервал
.

Вернемся в наши дни и оглядимся вокруг. При виде желтых почтовых ящиков можно подумать, что этот цвет выбран для них как самый заметный. Ничего подобного! Желтые почтовые ящики не имеют никакого отношения к дорожной сигнализации, да и яркость самого цвета тут ни при чем. Это традиция, уходящая своими корнями в далекое прошлое. Желтый – геральдический и эмблематический цвет княжеского рода Турн-и-Таксис. Изначально это были владетели небольшого удела в Ломбардии, ставшие немецкими баронами, а затем князьями Священной Римской империи, которые в XV–XVI веках создали и организовали почтовую службу во всей Европе. Позднее в Германии они ввели в обиход конные экипажи, ставшие предками современных такси. Так династический цвет этой семьи – сегодня одной из богатейших в мире – превратился в коммерческий цвет ее почтовых предприятий, а затем и транспортных компаний[228]. Несмотря на многочисленные перемены, желтый все же остался традиционным цветом почты и такси в нескольких европейских государствах. В других странах такси тоже нередко бывают желтыми, но причина тут, по всей вероятности, другая: загрязнение воздуха и туман сильно ухудшают видимость на улицах больших городов, так что без яркого цвета тут не обойтись[229].

Сегодня, в начале XXI века, в домах и в квартирах желтого не больше, чем на улицах. В оформлении жилища он представлен главным образом небольшими вкраплениями, как освежающая, иногда забавная деталь. Только в детской или иногда на кухне желтый может занимать больше места. Но вывести тут какую-то закономерность невозможно: слишком часто меняются моды и слишком велики различия между социальными слоями, типами жилища, размерами городов, а главное, между странами и регионами. Так, в Северной Европе, в частности в Скандинавии, заметно больше общественных и жилых зданий, автомобилей, мебели и бытовой техники желтого цвета, чем в средиземноморских странах. Интересно было бы изучить географию использования цветов в повседневной жизни, но в нашу эпоху, с усилением европейской интеграции, а тем более глобализации, эта задача с каждым днем представляется все более трудной[230]. Вообще говоря, чем короче дни, чем скуднее естественное освещение, чем холоднее климат, тем больше желтого в повседневной жизни, начиная с официальных зданий и транспортных средств. Желтый, как и некоторые другие яркие цвета (в частности, оранжевый и красный), прибавляет света и оживляет пейзаж. Заметьте, даже электрическое освещение в наши дни порой бывает желтым, как на заре своей истории: кажется, что от него в комнатах и на душе становится теплее.

Эта веселая, бодрящая сторона желтого объясняет, почему его много не только на стадионах, но и на пляжах, на горнолыжных трассах, всюду, где люди отдыхают и проводят досуг. Здесь не действуют строгие офисные правила, яркие цвета не запрещены, а, наоборот, приветствуются. Яркий, насыщенный желтый заменяет здесь бежевый, который, в свою очередь, заменяет желтый в повседневной жизни; этот заменитель, бесспорно, элегантный и изящный, все же порой оказывается пресным и грустным. Вообще возрастание доли бежевого в одежде западноевропейских обществ, начавшееся в 1930‐е годы и продлившееся до конца столетия, убедительно свидетельствует об атмосфере уныния, которая захватила эти общества. А ведь от уныния до упадка, и от упадка до разрушения совсем недалеко…

Современные люди избегают желтого не только в офисах и в профессиональной жизни. То же самое наблюдается и в политике, где негативная репутация желтого долгое время не допускала его активного использования. Как можно избрать себе эмблему, которая будет ассоциироваться с представлением о лжи и предательстве? Действительно с середины XIX века очень немногие политические партии, объединения и движения в Европе отваживались преодолеть это табу. А те, кто все же отважились (например, «желтые профсоюзы» 1900‐х годов), очень себе этим навредили. Однако создается впечатление, что ситуация начинает меняться, и на политической палитре понемногу появляются непривычные цвета. Так, сразу после войны, в Германии, Свободная демократическая партия (Freie Demokratische Partei) сделала своей эмблемой желтый цвет[231]. Начиная с 1970‐х годов, когда свободные демократы вступали в союз то с консервативным ХДС/ХСС, то с социал-демократами (СДПГ), их партию стали называть отнюдь не центристской, а оппортунистской, готовой в любой момент сменить курс, то есть, по мнению некоторых наблюдателей, не заслуживающей доверия, как и ее цвет. Ближе к нашим дням, в Италии, «Движение 5 звезд» (Movimento 5 stelle), которое было основано в 2009 году и отказывается признавать себя политической партией (что было бы сложно сделать, поскольку электорат у него очень неоднородный), тоже выбрало своим эмблематическим цветом желтый. И не столько потому, что он один оставался невостребованным (в Италии, как и везде, никто не хотел связываться с таким одиозным цветом), но главным образом потому, что он «не вписывается в систему». А совсем недавно французское политическое движение, которое называют «желтыми жилетами» и о будущем которого в момент, когда я пишу эти строки (апрель 2019 года), судить еще рано, поступило подобным же образом: желтый цвет, всегда обращающий на себя внимание, а в виде жилета еще и предупреждающий об опасности, стал эмблемой этих «забытых детей Республики», жертв несправедливой социальной и налоговой политики государства.

Продолжить чтение
Еще от автора Мишель Пастуро
Красный

Красный» — четвертая книга М. Пастуро из масштабной истории цвета в западноевропейских обществах («Синий», «Черный», «Зеленый» уже были изданы «Новым литературным обозрением»). Благородный и величественный, полный жизни, энергичный и даже агрессивный, красный был первым цветом, который человек научился изготавливать и разделять на оттенки. До сравнительно недавнего времени именно он оставался наиболее востребованным и занимал самое высокое положение в цветовой иерархии. Почему же считается, что красное вино бодрит больше, чем белое? Красное мясо питательнее? Красная помада лучше других оттенков украшает женщину? Красные автомобили — вспомним «феррари» и «мазерати» — быстрее остальных, а в спорте, как гласит легенда, игроки в красных майках морально подавляют противников, поэтому их команда реже проигрывает? Французский историк М.

Синий

Почему общества эпохи Античности и раннего Средневековья относились к синему цвету с полным равнодушием? Почему начиная с XII века он постепенно набирает популярность во всех областях жизни, а синие тона в одежде и в бытовой культуре становятся желанными и престижными, значительно превосходя зеленые и красные? Исследование французского историка посвящено осмыслению истории отношений европейцев с синим цветом, таящей в себе немало загадок и неожиданностей. Из этой книги читатель узнает, какие социальные, моральные, художественные и религиозные ценности были связаны с ним в разное время, а также каковы его перспективы в будущем.

Дьявольская материя

Уже название этой книги звучит интригующе: неужели у полосок может быть своя история? Мишель Пастуро не только утвердительно отвечает на этот вопрос, но и доказывает, что история эта полна самыми невероятными событиями. Ученый прослеживает историю полосок и полосатых тканей вплоть до конца XX века и показывает, как каждая эпоха порождала новые практики и культурные коды, как постоянно усложнялись системы значений, связанных с полосками, как в материальном, так и в символическом плане. Так, во времена Средневековья одежда в полосу воспринималась как нечто низкопробное, возмутительное, а то и просто дьявольское.

Зеленый

Исследование является продолжением масштабного проекта французского историка Мишеля Пастуро, посвященного написанию истории цвета в западноевропейских обществах, от Древнего Рима до XVIII века. Начав с престижного синего и продолжив противоречивым черным, автор обратился к дешифровке зеленого. Вплоть до XIX столетия этот цвет был одним из самых сложных в производстве и закреплении: химически непрочный, он в течение долгих веков ассоциировался со всем изменчивым, недолговечным, мимолетным: детством, любовью, надеждой, удачей, игрой, случаем, деньгами.

Черный

Данная монография является продолжением масштабного проекта французского историка Мишеля Пастуро – истории цвета в западноевропейских обществах, от Древнего Рима до XVIII века, начатого им с исследования отношений европейцев с синим цветом. На этот раз в центре внимания Пастуро один из самых загадочных и противоречивых цветов с весьма непростой судьбой – черный. Автор предпринимает настоящее детективное расследование приключений, а нередко и злоключений черного цвета в западноевропейской культуре. Цвет первозданной тьмы, Черной смерти и Черного рыцаря, в Средние века он перекочевал на одеяния монахов, вскоре стал доминировать в протестантском гардеробе, превратился в излюбленный цвет юристов и коммерсантов, в эпоху романтизма оказался неотъемлемым признаком меланхолических покровов, а позднее маркером элегантности и шика и одновременно непременным атрибутом повседневной жизни горожанина.

Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола

Книга известного современного французского историка рассказывает о повседневной жизни в Англии и Франции во второй половине XII – первой трети XIII века – «сердцевине западного Средневековья». Именно тогда правили Генрих Плантагенет и Ричард Львиное Сердце, Людовик VII и Филипп Август, именно тогда совершались великие подвиги и слагались романы о легендарном короле бриттов Артуре и приключениях рыцарей Круглого стола. Доблестные Ланселот и Персеваль, королева Геньевра и бесстрашный Говен, а также другие герои произведений «Артурианы» стали образцами для рыцарей и их дам в XII—XIII веках.

Рекомендуем почитать
Образ Другого. Мусульмане в хрониках крестовых походов

Книга посвящена исследованию исторической, литературной и иконографической традициям изображения мусульман в эпоху крестовых походов. В ней выявляются общие для этих традиций знаки инаковости и изучается эволюция представлений о мусульманах в течение XII–XIII вв. Особое внимание уделяется нарративным приемам, с помощью которых средневековые авторы создают образ Другого. Le present livre est consacré à l'analyse des traditions historique, littéraire et iconographique qui ont participé à la formation de l’image des musulmans à l’époque des croisades.

Черный охотник. Формы мышления и формы общества в греческом мире

Пьер Видаль-Накэ (род. в 1930 г.) - один из самых крупных французских историков, автор свыше двадцати книг по античной и современной истории. Он стал одним из первых, кто ввел структурный анализ в изучение древнегреческой истории и наглядно показал, что категории воображаемого иногда более весомы, чем иллюзии реальности. `Объект моего исследования, - пишет он, - не миф сам по себе, как часто думают, а миф, находящийся на стыке мышления и общества и, таким образом, помогающий историку их понять и проанализировать`. В качестве центрального объекта исследований историк выбрал проблему перехода во взрослую военную службу афинских и спартанских юношей.

Жизнь в стиле Палли-палли

«Палли-палли» переводится с корейского как «Быстро-быстро» или «Давай-давай!», «Поторапливайся!», «Не тормози!», «Come on!». Жители Южной Кореи не только самые активные охотники за трендами, при этом они еще умеют по-настоящему наслаждаться жизнью: получая удовольствие от еды, восхищаясь красотой и… относясь ко всему с иронией. И еще Корея находится в топе стран с самой высокой продолжительностью жизни. Одним словом, у этих ребят, полных бодрости духа и поразительных традиций, есть чему поучиться. Психолог Лилия Илюшина, которая прожила в Южной Корее не один год, не только описывает особенности корейского характера, но и предлагает читателю использовать полезный опыт на практике.

Византия. Удивительная жизнь средневековой империи

Уникальная книга профессора лондонского Королевского колледжа Джудит Херрин посвящена тысячелетней истории Восточной Римской империи – от основания Константинополя до его захвата турками-османами в 1453 году. Авторитетный исследователь предлагает новый взгляд на противостояние Византийской империи и Западного мира, раскол христианской церкви и причины падения империи. Яркими красками автор рисует портреты императоров и императриц, военных узурпаторов и духовных лидеров, талантливых ученых и знаменитых куртизанок.

Дорожная традиция России. Поверья, обычаи, обряды

В книге исследуются дорожные обычаи и обряды, поверья и обереги, связанные с мифологическими представлениями русских и других народов России, особенности перемещений по дорогам России XVIII – начала XX в. Привлекаются малоизвестные этнографические, фольклорные, исторические, литературно-публицистические и мемуарные источники, которые рассмотрены в историко-бытовом и культурно-антропологическом аспектах.Книга адресована специалистам и студентам гуманитарных факультетов высших учебных заведений и всем, кто интересуется историей повседневности и традиционной культурой народов России.

Черная Африка: прошлое и настоящее. Учебное пособие по Новой и Новейшей истории Тропической и Южной Африки

Авторский коллектив – сотрудники Института всеобщей истории РАН, Института Африки РАН и преподаватели российских вузов (ИСАА МГУ, МГИМО, НИУ ВШЭ) – в доступной и лаконичной форме изложил основные проблемы и сюжеты истории Тропической и Южной Африки с XV в. по настоящее время. Среди них: развитие африканских цивилизаций, создание и распад колониальной системы, становление колониального общества, формирование антиколониализма и идеологии африканского национализма, события, проблемы и вызовы второй половины XX – начала XXI в.

Записки куклы. Модное воспитание в литературе для девиц конца XVIII – начала XX века

Монография посвящена исследованию литературной репрезентации модной куклы в российских изданиях конца XVIII – начала XX века, ориентированных на женское воспитание. Среди значимых тем – шитье и рукоделие, культура одежды и контроль за телом, модное воспитание и будущее материнство. Наиболее полно регистр гендерных тем представлен в многочисленных текстах, изданных в формате «записок», «дневников» и «переписок» кукол. К ним примыкает разнообразная беллетристическая литература, посвященная игре с куклой.

Мода и искусство

Сборник включает в себя эссе, посвященные взаимоотношениям моды и искусства. В XX веке, когда связи между модой и искусством становились все более тесными, стало очевидно, что считать ее не очень серьезной сферой культуры, не способной соперничать с высокими стандартами искусства, было бы слишком легкомысленно. Начиная с первых десятилетий прошлого столетия, именно мода играла центральную роль в популяризации искусства, причем это отнюдь не подразумевало оскорбительного для искусства снижения эстетической ценности в ответ на запрос массового потребителя; речь шла и идет о поиске новых возможностей для искусства, о расширении его аудитории, с чем, в частности, связан бум музейных проектов в области моды.

Поэтика моды

Мода – не только история костюма, сезонные тенденции или эволюция стилей. Это еще и феномен, который нуждается в особом описательном языке. Данный язык складывается из «словаря» глянцевых журналов и пресс-релизов, из профессионального словаря «производителей» моды, а также из образов, встречающихся в древних мифах и старинных сказках. Эти образы почти всегда окружены тайной. Что такое диктатура гламура, что общего между книгой рецептов, глянцевым журналом и жертвоприношением, между подиумным показом и священным ритуалом, почему пряхи, портные и башмачники в сказках похожи на колдунов и магов? Попытка ответить на эти вопросы – в книге «Поэтика моды» журналиста, культуролога, кандидата философских наук Инны Осиновской.

Мужчина и женщина: Тело, мода, культура. СССР — оттепель

Исследование доктора исторических наук Наталии Лебиной посвящено гендерному фону хрущевских реформ, то есть взаимоотношениям мужчин и женщин в период частичного разрушения тоталитарных моделей брачно-семейных отношений, отцовства и материнства, сексуального поведения. В центре внимания – пересечения интимной и публичной сферы: как директивы власти сочетались с кинематографом и литературой в своем воздействии на частную жизнь, почему и когда повседневность с готовностью откликалась на законодательные инициативы, как язык реагировал на социальные изменения, наконец, что такое феномен свободы, одобренной сверху и возникшей на фоне этакратической модели устройства жизни.