Железные ворота - [81]

Шрифт
Интервал

— Что ты делаешь?

— Ищу то, что мне нужно.

Он чуть ли не водил носом по полу, словно вынюхивая деньги. Ударившись лбом о ножку кровати, он пополз дальше, шаря ладонью по каждой доске. Мэри еще раз спросила его, что он ищет так долго, но в ответ из другого конца комнаты донеслось лишь какое-то мычание. Евтихис был в одном белье и чувствовал легкую дрожь. «Мэри уже стала моей женой», — подумал он, и сам удивился. Свадьба — дело простое, с этим он быстро справился. Он нырнул под кровать и распластался на полу, потому что под тяжестью тела Мэри пружины опустились. Он сунул пальцы в натянутые между ними веревки, даже погладил их, чтобы ощутить перемену. «Теперь здесь лежит еще один человек». Мэри повернулась на другой бок, и пружины опустились в другом месте.

— Ты еще не нашел?

Он мысленно вернулся к событиям вчерашнего дня. Все сошло как нельзя лучше. Венчание окончилось быстро, священник торопился. В церкви было всего-навсего семь человек. Евтихис не замечал никого, даже Мэри. Он, не отрываясь, смотрел на пламя свечи, а потом перевел взгляд на стекло в узком оконце, казавшемся оранжевым в лучах заходящего солнца. «Сейчас все кончится», — подумал он. За его спиной сопел Тодорос. Затем краем глаза Евтихис увидел Эльпиду. Она стояла в сторонке, как и на складе, когда они собирались там, чтобы идти на промысел. Никто не обратил на нее внимания. Евтихис, как подобало, сохранял серьезность и показывал всем своим видом, что раз он женится, остальное ерунда. Он быстро покончил с поцелуями и трогательными поздравлениями, попрощался со всеми, взял Мэри под руку и повел ее домой. «Не по мне, крошка, эти глупые церемонии».

Сейчас лиры рассыпались по комнате, и дощатый пол, по которому он ползал, показался ему бескрайней пустыней.

Мэри приподнялась, пружины заскрипели.

— Но что же ты все-таки потерял?

— Две лиры.

— Найдем их утром.

— Боюсь, что он мне недодал.

— Они, наверно, закатились куда-нибудь в щель. Иди сюда. Утром…

— Я должен найти. А если их и не было?

— А ты не посчитал?

— Видишь ли, я вел себя, как человек воспитанный. Я положил их в карман, не пересчитав, чтобы не позорить старика перед людьми. Он же не какой-нибудь мелкий мошенник!

— Деньги тебе отдали сполна.

— Я ни капельки не доверяю твоему папаше. И рожа его меня смутила тогда. Он сиял так, точно подвиг какой-нибудь совершил.

— Это от радости… Ты что, не понял? Ну, иди же.

Вдруг Мэри вскочила, зажгла свет и села на кровати. Все сразу замерло в этой розовой комнате. Евтихис застыл на месте, словно свет парализовал его. Он растянулся под кроватью, торчали лишь его ноги. Потом он зашевелился, высунул голову и, не подымаясь с колен, устремил взгляд на Мэри. Волосы у него были влажные, ноздри раздувались, глаза покраснели. Мэри закуталась в простыню до самой шеи.

— Чего ты уставился на меня?

— Ну, ну, не торопись. Мы так долго будем вместе, что успеем еще надоесть друг другу…

Темные глаза Мэри были полны недоумения.

— Иди сюда.

Евтихис нахмурился, пристально посмотрел на нее и, опершись кулаками в пол, сказал с расстановкой:

— Меня нелегко провести…

— Но мы найдем лиры утром, они, наверно, закатились в угол.

— Я говорю не о лирах.

— А о чем?

— О другом, о самом главном. Больно долго ты разыгрываешь передо мной наивную девочку…

— О чем это ты?

— Брось притворяться… Ты пересолила…

— С ума ты сошел, что ли?

— Ничего подобного. Я знаю, что говорю, — ответил Евтихис. И опять уставился на пол, высматривая лиры. Она должна почувствовать, что этот разговор он не принимает близко к сердцу. Но почему Мэри так испугалась, словно схватилась рукой за голый провод? Долго еще будет она изводить его своим притворством? Когда он снова посмотрел на нее, лицо ее было белым, как простыня, которую она судорожно сжимала рукой у шеи.

— Так, значит, тебе насплетничали про меня?

— А разве это не правда?

— И ты поверил?

— Это уж мое дело. Но ты сама ничего мне не рассказала. До сих пор рта не раскрыла.

— Что я должна рассказать тебе?

— Брось, Мэри, вилять. Ты обязана…

Мэри разглядывала его, будто видела впервые этого парня, стоявшего перед ней на четвереньках, с ожесточенным лицом и колючим взглядом. Почему он злится? Она зябко поежилась, словно с простыни стекала холодная вода. Взгляд ее остановился на ногах Евтихиса. На правой — пятка и лодыжка в каких-то пятнах, скорей всего это грязь. И на левой ноге такие же пятна. Между пальцами тоже чернеет грязь. «Надо согреть ему утром воды», — подумала Мэри. Почему он так пристально смотрит? Что хочет он от нее?

Евтихис опять пополз по комнате: под столом сверкнула лира. Ах ты, подлая, куда запряталась! И не видно.

— Ты нашел, наконец?

— Думаю, тебе, Мэри, следовало бы объясниться со мной…

— Но что ты хочешь? Мне нечего…

— Хорошо… Я не прикоснусь к тебе, если ты мне все не расскажешь. И не жди. Я буду спать на полу до тех пор, пока ты не соберешься с духом!..

— Не понимаю тебя…

— Ничего, поймешь…

Но вдруг он насторожился, внимательно прислушиваясь. Нет, он не ошибся. Приближается мотоцикл. Он уже в двух-трех кварталах отсюда. Евтихис не шевелился. Мотор тарахтел все громче, вот машина на углу, сейчас она уже недалеко от ворот. Наконец, остановилась.


Рекомендуем почитать
Исчезание

Культовый роман Жоржа Перека (1936–1982) — это не только детективный сюжет, авантюрные приключения и странное исчезновение персонажей. Это не только история Мести, грозно нависающей над целым Кланом и безжалостно истребляющей всех его членов. Это не только сила Проклятия, довлеющая над речью палачей и жертв. Здесь раскрывается гигантская метафора утраты; сплетается фантастический рассказ о том, чему нет названия, пытливый пересказ того, что нельзя описать и о чем страшно даже подумать. Дерзкий вызов традиции, скандальный триумф приема и погружение в головокружительную игру со словом, языком и литературой.


Орфики

Герой нового романа Александра Иличевского «Орфики», двадцатилетний юноша, вместо того, чтобы ехать учиться в американский университет, резко меняет свою жизнь. Случайная встреча с молодой женщиной, femme fatale, рушит его планы, вовлекая в сумасшедшую атмосферу начала девяностых. Одержимый желанием спасти свою подругу от огромного долга, он вступает в рискованные отношения, апофеозом которых становится «русская рулетка» в Пашковом доме – игра в смерть…


На днях или раньше

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Усталость (или жизнь по Шимону Афлало)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мюсли

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Самый малый атлас мира

«Мне кажется, что рассказы Игоря Кудрявцева — о разрывах. Написаны эти рассказы в конце прошлого — начале нового века. В те времена живая ткань существования рвалась чуть ли не повсюду. И в этих рассказах художественно убедительно зафиксированы точки разрывов. Тут семейная ссора — не штатный ремонт (Ключевский), а дежурное крушение.Люди постарше помнят перестроечное воодушевление, обернувшееся на деле засыханием потенциала альтернативности. Забывать об этом энтузиазме и последующем опустошении не надо. Надо — от них освободиться.