Железные ворота - [82]

Мэри побледнела. Мотоцикл продолжал тарахтеть на тротуаре.

Резким движением Евтихис сорвал с Мэри одеяло и отбросил его в сторону. Она завизжала.

— Ты слышишь? — закричал он.

Мэри прижала ладони к лицу, будто хотела прикрыть свою наготу. Мотоцикл тарахтел уже чуть ли не над самым ее ухом, словно он въехал в комнату.

— Ты слышишь? — взревел Евтихис.

— Погаси свет.

— Ты сама зажгла его. А мне одно удовольствие полюбоваться на тебя голую. Тебе что, свет мешает?

Мотор продолжал реветь. Евтихис подумал уже, не выйти ли ему и не набить ли Периклису морду. Но вспомнив, что он в одних кальсонах, удержался.

— Ну, тебе это ничего не напоминает?

— Что бы ни напоминало, тебе не все равно?

— Да я просто так спрашиваю, чтобы поддержать беседу, — сказал, хитро прищурившись, Евтихис.

— Брось мне белье, я замерзла.

— Подумаешь! И я замерз. — Подойдя к ней, Евтихис как можно спокойнее спросил: — Скажи на милость, зачем эта сволочь прикатила сегодня к нашим воротам?

— Выйди и спроси его.

— Я спрашиваю тебя. Ты моя жена.

Он оторвал ее руки от лица, потряс за плечи и потребовал, чтобы она посмотрела ему в глаза. Сейчас, в приступе гнева, ему хотелось колотить, как по тесту, по ее нежному белому телу.

— Говори!

— Что говорить?

— Правду.

— Зачем?

— Я должен знать. А зачем, тебя не касается.

Одной рукой он сжал ее голову, а другой пытался поднять ей веки — ему казалось, что с открытыми глазами она скорее заговорит.

— Ты ездила с ним за город?

— Ты же знаешь, — ответила она, словно издеваясь над Евтихисом. — Один раз в Дафни. И все.

— Позвать его, чтобы ты повторила это при нем?

— Если тебе хочется — зови.

Евтихис быстро натянул брюки и направился к двери. Он решил раз и навсегда разобраться в этой истории. Только он взялся за задвижку, как услышал приглушенное рыдание и обернулся. Мэри лежала под простыней, свернувшись клубочком и спрятав лицо в подушку. Он решил не выходить: не стоит выставлять себя на посмешище перед этим хвастуном Периклисом. Что он делает столько времени на улице? Если раскроить ему череп, то подымется шум, соберется народ. Он и завтра успеет объясниться с ним. Евтихис наклонился над Мэри. Сорвать бы с нее простыню, пусть поймет, что ей не удастся спрятаться, что она должна признаться ему во всем. Но Мэри упорно не открывала глаз, и это больше всего бесило его. Значит, она не хочет говорить правду. Мэри натянула на себя простыню до самого подбородка.

— Так, значит, только один раз в Дафни? Да? — насмешливо переспросил он.

— С ума ты, что ли, сошел? Чего тебе надо?..

Евтихис сел в ногах кровати и строго сказал:

— Послушай, Мэри. Меня можно провести, только когда я умышленно закрываю глаза… Я знаю все, он сам мне рассказал.

— Что же ты тогда меня спрашиваешь?

— Мне хотелось бы услышать от тебя.

— Но ведь ты считаешь, что тебе все известно?

— Я хочу от тебя самой все услышать. Тогда это будет правда.

Мэри расплакалась. Кровать скрипела. Мотоцикл продолжал тарахтеть на улице. Плач Мэри окончательно вывел из себя Евтихиса. Чтобы сломить упрямство Мэри, он схватил ее за волосы и резко откинул ей голову назад.

— Ты сейчас же скажешь мне все! — неистово закричал он.

Ее голова с каштановыми кудряшками упала на подушку.

— Говори, — приказал он.

— Той правды, что ты требуешь, нет, — прошептала она устало. — Не жди, все равно ничего больше не услышишь.

— Что вы делали в Дафни?

— Погуляли и поехали обратно.

Евтихис изо всех сил потряс ее за плечи. Потом ей на голову обрушился град ударов, словно правду можно было выбить. Мэри не сопротивлялась, она точно не ощущала побоев.

— Что было в Дафни?

— Зачем я тебе буду говорить, раз ты мне не веришь?

Он залепил ей две увесистых пощечины, но Мэри даже не открыла глаз — она казалась совершенно бесчувственной. У ворот продолжал тарахтеть мотоцикл.

— Говори, а то я выдеру тебе все волосы. Сейчас я позову его сюда.

— Делай что хочешь, мне все равно, — упрямо твердила Мэри.

Он еще раз ударил ее по щеке и взвыл от ярости, увидев, что она продолжает неподвижно лежать, как куль с мукой. Что бы еще сделать с ней? Приставив рот к самому ее уху, он истошно закричал:

— Что было в Дафни? Ты скажешь мне, наконец?

Она даже не шевельнулась. Евтихис тряхнул кровать, Мэри ударилась о спинку, вздрогнула всем телом и опять застыла в неподвижности.

— Говори, ты лежала с ним под деревьями?

— Да, — неожиданно сказала с удивительной легкостью Мэри.

— Сколько раз?

— Много, не помню сколько…

— Рассказывай все с самого начала. Признавайся во всем!

Мэри закашлялась, точно ее душило что-то.

— Ты хочешь знать, что было в лесу? То, что бывает обычно, когда парочки устраиваются под деревьями, — проговорила она с расстановкой, закрыв глаза. И потом твердо добавила: — Да, я, Мэри, ездила…

— Но почему ты не сказала мне об этом раньше? — спросил пораженный Евтихис.

— Чтобы потом поиздеваться над тобой. Я ведь подлая. Ну вот, я сказала тебе все, что ты хотел. Призналась… Но, вместо того чтобы мучить меня, — добавила она, — почему бы тебе не поискать на полу деньги? Их же не хватает.

Евтихис почесал затылок и в замешательстве стал ходить босиком по комнате. Потом он сел в ногах кровати и долго смотрел на Мэри. Казалось, она, облегчив душу, спит глубоким сном.