Ждите ответа [журнальный вариант] - [2]

Шрифт
Интервал

И тогда советом директоров было единодушно решено купить рядышком, на углу Покровки и Подсосенского переулка, — в каких-нибудь двадцати минутах ходу от Красной площади — пришедшую в безнадежнейшую ветхость бывшую загородную усадьбу, возведенную, по смутным преданиям, не то век, не то все два с лишком назад неким графом Сокольским, чей род безнадежно затерялся в русской истории, даже в Бархатной книге не найти ни начал его, ни концов. Но хотя облупилась, словно пожранная волчанкой времени, штукатурка, рассыпались в прах капители колонн, а обезглавленные, с безжалостно ампутированными конечностями кариатиды и высокий фронтон с розетками на античные сюжеты грозили и вовсе обрушиться на головы случайных прохожих — в жалких этих останках все еще угадывались безупречные линии и пропорции классического русского барокко.

Эту-то в полном смысле слова развалюху, на фасаде которой, однако, позеленевшая от времени бронзовая плита предупреждала: «Памятник архитектуры. Охраняется государством», банк выкупил у города за сущие, по правде говоря, гроши. А дабы, не откладывая в долгий ящик, оповестить конкурентов о наступающей новой, с красной, можно сказать, строки, блистательной судьбе «Русского наследия», было решено до поры до времени завесить со стороны Покровки дышащую на ладан бывшую усадьбу огромным, во всю ее ширину и высоту, полотнищем. А уж по полотнищу известнейшему художнику-монументалисту, и за немалые деньги, надлежало — опираясь на сохранившиеся чудом чертежи и рисунки якобы выписанного еще в графские времена знаменитого архитектора-итальянца — изобразить со всей возможной точностью, тщательностью и выверенностью перспективы все детали фасада в натуральную величину, да так точно и искусно, с такой хитрой подмалевкой мнимых теней, чтобы даже с противоположного тротуара нельзя было сразу уразуметь, что то ловкий обман зрения, а не живой дом, каким он некогда был в первозданном своем виде.

Идея эта принадлежала не столько самому владельцу банка Павлу Григорьевичу Грачевскому — Грачевскому-старшему; о Грачевском-младшем речь еще впереди, — сколько его заместителю в правлении и в совете директоров Левону Абгаровичу Тер-Тевосяну, человеку сравнительно молодому, с фантазией и умопомрачительной биографией, — но и о нем в свое время и своем месте. Что же касается упомянутого, забегая несколько вперед, Грачевского-младшего, Иннокентия Павловича, то он с младых, можно сказать, ногтей был отправлен глядящим далеко вперед в перспективу родителем на выучку в лучшие английские частные школы, а затем для завершения образования не более и не менее как в самый Гарвард. Но вернулся он в родные палестины, так и не окончив университетского курса, поскольку до предполагаемого срока Грачевского-отца успели, натурально, убить, и пришлось недоучке унаследовать банк и возглавить его.

Короче говоря, в скором времени на углу Покровки и Подсосенского переулка появилось ни с каким другим не сравнимое по размерам живописное полотно, разом ставшее если не гордостью, так уж несомненно достопримечательностью округи, и посмотреть на него стали ходить и с соседних улиц.


3

Коли уж излагать историю «Русского наследия» без торопливости, обстоятельно, с начала начал, с возникновения его на пустом, можно сказать, месте, из одного, казалось бы, окрестного воздуха, то не миновать было упомянуть первым именно Грачевского-отца, его основателя, хоть и не он главный фигурант сей правдивейшей, надо отметить, хроники. И перво-наперво надлежит сказать, что путь его на самую вершину банковской пирамиды и для него самого, и для знавших его более или менее близко людей был неожидан и стремителен, подобно полету стрелы, пущенной из лука рукой неведомой, но твердой и властной.

Впрочем, самому Павлу Григорьевичу, фаталисту по складу своего характера и жизненного опыта, собственная жизнь всегда представлялась неким скорым поездом, мчащимся исключительно по воле рока, переводящего по одному ему ведомым соображениям мощным рывком стрелки на стыках рельсов, по которым то грохоча нездешним громом, то бесшумно, ниже травы тише воды, мчит этот экспресс судьбы с вагонами всех классов, это уж кому какой назначен, от общих, бесплацкартных до СВ. И не дело пассажиров задумываться и гадать, куда несет их, пренебрегая семафорами, без остановок и пересадок, сквозь время и пространство литерный этот — один на всех, кто бы ты ни был, что бы сам о себе ни думал, — поезд, их дело маленькое: не зазеваться и в назначенное им судьбою время вскочить на подножку, только и всего. Жизнь вообще казалась Павлу Григорьевичу не неизреченной загадкой, которую каждому предстоит разгадать самому, а лишь делом ловкости, удачи и предприимчивости, и он всегда твердо верил, что уж сам-то не прозевает этот поезд и в свой час непременно переберется из общего, бесплацкартного в обитый старинным голубым бархатом СВ с медными, начищенными до жирного блеска дверными ручками.

Образование его ограничивалось лишь финансово-экономическим техникумом, и начал он свою деловую биографию с юного возраста, естественно, в финансовой же сфере: с копеечных, собственно говоря, валютных операций, а именно с обмена у иностранных туристов зелененьких долларов на наши родные «деревянные» — деятельности, законом загодя непредвидимой, никакой статьей Уголовного кодекса не караемой, но с точки зрения государства, в морально-этическом, а тем более политическом плане несомненно преступной. На чем и попался вместе с пресловутыми Рокотовым и Файбишевским, приговоренными судом по воле скорого на слепую гневливость Хрущева к высшей мере наказания, что противоречило не только общепринятой во всем мире юридической практике, но и ее основе основ — римскому праву, поскольку статья о «валютчиках» была внесена в Уголовный кодекс намного позже совершения ими преступления. Приговор был незамедлительно, под истошные вопли наилояльнейшей прессы, приведен в исполнение. Пожалуй, Павлика Грачевского за младостью лет и не расстреляли бы, но уж наверняка за решетку посадили бы, насчет чего он и сам не строил никаких иллюзий, но рок вновь дивным образом перевел стрелки на стыках его жизни, и его выпустили с до смешного малым условным сроком.


Еще от автора Юлиу Филиппович Эдлис
Прощальные гастроли

Пьеса Ю. Эдлиса «Прощальные гастроли» о судьбе актрис, в чем-то схожая с их собственной, оказалась близка во многих ипостасях. Они совпадают с героинями, достойно проживающими несправедливость творческой жизни. Персонажи Ю. Эдлиса наивны, трогательны, порой смешны, их погруженность в мир театра — закулисье, быт, творчество, их разговоры о том, что состоялось и чего уже никогда не будет, вызывают улыбку с привкусом сострадания.


Опровержение

Повесть о молодой работнице текстильного комбината, нашей современнице.


Синдром Стендаля

Рассаз из журнала «Новый Мир» №12,1997.


Набережная

Лирические сцены в 2-х действиях.


Игра теней

«Любовь и власть — несовместимы». Трагедия Клеопатры — трагедия женщины и царицы. Женщина может беззаветно любить, а царица должна делать выбор. Никто кроме нее не знает, каково это любить Цезаря. Его давно нет в живых, но каждую ночь он мучает Клеопатру, являясь из Того мира. А может, она сама зовет его призрак? Марк Антоний далеко не Цезарь, совсем не стратег. Царица пытается возвысить Антония до Гая Юлия… Но что она получит? Какая роль отведена Антонию — жалкого подобия Цезаря? Освободителя женской души? Или единственного победителя Цезаря в Вечности?


Графиня Чижик

Рассказы из журнала «Новый Мир» №11, 1996.


Рекомендуем почитать
Ателье

Этот несерьезный текст «из жизни», хоть и написан о самом женском — о тряпках (а на деле — о людях), посвящается трем мужчинам. Андрей. Игорь. Юрий. Спасибо, что верите в меня, любите и читаете. Я вас тоже. Полный текст.


23 рассказа. О логике, страхе и фантазии

«23 рассказа» — это срез творчества Дмитрия Витера, результирующий сборник за десять лет с лучшими его рассказами. Внутри, под этой обложкой, живут люди и роботы, артисты и животные, дети и фанатики. Магия автора ведет нас в чудесные, порой опасные, иногда даже смертельно опасные, нереальные — но в то же время близкие нам миры.Откройте книгу. Попробуйте на вкус двадцать три мира Дмитрия Витера — ведь среди них есть блюда, достойные самых привередливых гурманов!


Не говори, что у нас ничего нет

Рассказ о людях, живших в Китае во времена культурной революции, и об их детях, среди которых оказались и студенты, вышедшие в 1989 году с протестами на площадь Тяньаньмэнь. В центре повествования две молодые женщины Мари Цзян и Ай Мин. Мари уже много лет живет в Ванкувере и пытается воссоздать историю семьи. Вместе с ней читатель узнает, что выпало на долю ее отца, талантливого пианиста Цзян Кая, отца Ай Мин Воробушка и юной скрипачки Чжу Ли, и как их судьбы отразились на жизни следующего поколения.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.


Земля

Действие романа «Земля» выдающейся корейской писательницы Пак Кён Ри разворачивается в конце 19 века. Главная героиня — Со Хи, дочь дворянина. Её судьба тесно переплетена с судьбой обитателей деревни Пхёнсари, затерянной среди гор. В жизни людей проявляется извечное человеческое — простые желания, любовь, ненависть, несбывшиеся мечты, зависть, боль, чистота помыслов, корысть, бессребреничество… А еще взору читателя предстанет картина своеобразной, самобытной национальной культуры народа, идущая с глубины веков.


Жить будем потом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.