Жажда жить - [19]

— Возьми назад свои слова, иначе между нами все кончено.

Чарли на мгновение задумался.

— Хорошо, забыли. Я восхищаюсь твоей матерью. Но ты, ты… А, ладно, что толку обзываться. Ты ребенок. Подумать только, потратить столько сил на то, чтобы заставить кого-то поверить, будто он черномазый. Не вижу в этом ничего смешного.

— Я сыграл ту же шутку с Чарли, и ему она понравилась.

— Ну, вы с Чарли два сапога пара.

— Прикажешь понимать это как оскорбление в адрес Чарли?

— Нет, ты же знаешь, что за глаза я о людях дурно не отзываюсь. Если мне есть что сказать человеку, говорю в лицо. Если я не могу защитить себя, держу рот на замке либо принимаю взбучку. Или то, или другое.

— Да ну тебя, Данкан, у тебя совсем нет чувства юмора.

— Если чувство юмора — это считать шуткой, когда один из твоих лучших друзей называет тебя ниггером, а затем признается, что это выдумка, то тогда, верно, таким чувством юмора я не обладаю.

— Тьфу. Ты ведь и сам любишь розыгрыши, так что не надувай губы. Кто больше тебя любит в тире подшутить над приятелем?

— Ну, в этом нет ничего дурного. Забавно.

— В сломанной руке нет ничего забавного. — Брок имел в виду историю, когда он шел по причалу и споткнулся о леску, натянутую Данканом.

— Да, тогда нескладно вышло, Брок, мне очень жаль.

— В таком случае мне жаль, что ты не понял шутки, которую сыграл я.

— Шутку я понять могу… А, ладно, оставим это, — махнул рукой Данкан. — Адвокатское красноречие отца явно не передалось сыну.

Чарли Джей, как Брок и сказал, воспринял шутку более спокойно. Данкан верно заметил, что он больше похож на самого Брока. Чарли был среди них самым младшим, почти на два года моложе Брока. Данкан отличался крепким телосложением, он был нападающим в футбольной команде Йеля; Брок — среднего роста, Чарли тоже, но стройнее, сильнее и подвижнее товарища. Он мог прижать руки к бокам и предложить Данкану двинуть себя в челюсть. Чарли вообще любил побузить, и одним из его любимых развлечений было разодеться как павлин — что, впрочем, не сильно отличалось от его повседневного костюма, — пойти в шоптаунский салун и прикинуться девицей. Он начинал шепелявить — «милый, меня шдесь тоснит» — и продолжал игру до тех пор, пока кому-нибудь из железнодорожников это не надоедало, и тогда Чарли набрасывался на обидчика, молотя его кулаками, при том что на каждой его руке было по тяжелому кольцу с печаткой, скрытому под бежевыми перчатками. Владел он и техникой удара коленом в пах с последующим апперкотом в челюсть. В то же время Чарли был довольно осмотрителен и никогда не лез на рожон. Перед тем как прикинуться куколкой, он тщательно изучал публику, пришедшую сегодня в салун, и вымерял расстояние до двери; к тому же при нем всегда была полицейская дубинка, которой он умел пользоваться.

Брок неизменно воздерживался от этих визитов в Шоптаун. И в кулачных боях никогда не участвовал, не чувствуя ни малейшей склонности ввязываться в них, да при случае не сумел бы и отвязаться. Но слушать рассказы о драках любил, и не исключено, что если бы, проявляя интерес к рассказам Чарли, Брок тем самым молча не одобрял его эскапады, тот, преклоняясь перед другом, давно бы покончил со всем этим хулиганством. Или, во всяком случае, не распространялся бы о нем. Он действительно боготворил Брока. Отец Чарли погиб от удара молнии во время пикника, когда мальчику было четыре года. Миссис Джей, конечно, не пухла от голода, но была отнюдь не богата, и для нее было большим облегчением видеть, как ребятишки играют вместе, знать, что Чарли непременно привезут домой со Второй улицы в экипаже Колдуэллов, иметь возможность послать его на лето на их ферму. Там Чарли притворялся, что выполняет ту же работу, какую мистер Колдуэлл требовал от Брока, — уничтожать колорадских жуков, придерживать лошадей во время сенокоса, красить заборы, взбивать молоко, накачивать воду, собирать ягоды, ухаживать за коровами. Их дружба дала трещину, когда Броку исполнилось тринадцать и в нем стали происходить внутренние перемены, начала которых Чарли, беспрестанно болтавший о девушках, женщинах и мужчинах, уже давно ожидал. Чарли начал утомлять Брока. Но через год он пережил те же перемены, и с тех пор разница в возрасте перестала играть какую-либо роль. Брок пошел в школу-интернат в пятнадцать, а Чарли учился в Академии Форт-Пенна, откуда, когда пришло время, отправился в колледж, так что отставание одного от другого в годах обучения тоже не давало им чувствовать разницу в возрасте. В конце концов, Чарли поступил в колледж Лихай тогда же, когда Брок в Принстон.

В то время у них уже был общий секрет, настолько секретный, что ни один даже не заговаривал о нем до конца жизни.

Однажды, это было на рождественские каникулы, когда Брок приехал домой из Лоренсвилла, где оканчивал школу, они с Чарли поднялись в комнату Брока в доме на Второй улице. Броку было восемнадцать лет, Чарли шестнадцать. Снег превратился в дождь, кругом грязь и слякоть, кататься на коньках по реке было опасно, и никаких развлечений для молодежи их возраста не устраивалось. Брок курил свою первую, с разрешения отца, трубку, чтобы убить запах сигарет, которые они с Чарли курили раньше. Чарли был в восторге от нового костюма, туфель и галстука Брока; они выпили у него в комнате по стакану шипучки с тарталетками. Говорить было не о чем. Тут до них донесся звук хлопнувшей двери на первом этаже. Они выглянули в окно и увидели удаляющуюся коляску Колдуэллов.