Эдит Чапин сидела в одиночестве в комнате для рукоделия на третьем этаже дома номер 10 по улице Северная Фредерик. В комнате было тепло, а день выдался холодный и пасмурный. Ставни широкого полукруглого окна затворили, но просветы между створками оставались открытыми, и Эдит Чапин когда ей заблагорассудится могла подойти к окну и взглянуть на свой двор и двухэтажный гараж, который когда-то был конюшней, или скользнуть взглядом вдаль поверх флюгера — в виде позолоченной фигурки скачущей лошади — и обозреть череду крыш трехэтажных домов на взлете холма. Она знала почти всех, кто жил в этих домах, и ей известны были имена всех домовладельцев. Она прожила в этом городе всю свою жизнь и потому прекрасно знала не только всех в округе, но и в каких именно домах кто из них жил. У Эдит сложилась репутация человека застенчивого и ненавязчивого, и никто не ждал от нее излишнего любопытства. Она обращала на людей внимание, и если ей этого хотелось, то изучала их, но не стремилась к близкому знакомству и проявляла дружеское расположение лишь в рамках общепринятой вежливости.
Послышался негромкий стук в дверь — всего лишь необходимые два раза, — и Эдит Чапин, покашляв, мягко спросила:
— Кто это?
— Это я, мэм. Мэри.
— Войдите, — сказала Эдит Чапин.
Мэри была ирландкой из Глазго, с гладкой кожей, в роговых очках; взгляд ее карих глаз был исполнен чувства собственного достоинства.
— Что такое, Мэри?
— Мэм, мистер Хукер, редактор газеты, хочет с вами поговорить.
— Поговорить со мной? Он здесь?
— Да, мэм. Я провела его в гостиную.
— Он один или с миссис Хукер?
— Никого с ним больше нет. Он один, — ответила Мэри.
— А там внизу много народу?
— Целая толпа — сидят, разговаривают. Для всех даже стульев не хватило.
— Знаю. А мистеру Хукеру кто-нибудь предложил сесть?
— Пока я была внизу, нет. Я сразу же к вам поднялась. Но сейчас, может, кто и предложил.
Эдит Чапин задумчиво кивнула.
— Вы, Мэри, сделайте вот что.
— Да, мэм.
— Спуститесь вниз, и если мистер Хукер не сидит с кем-то рядом, а просто стоит в толпе, подойдите к нему и спросите, нельзя ли вам с ним поговорить. А когда вы выйдете в коридор, скажите ему, что я его приму. Но если он уже с кем-то сидит… Видите ли, я не хочу делать ни для кого исключения. Вы ведь знаете, я никого не принимаю. Но думаю, мистера Хукера я должна принять. Он близкий друг мистера Чапина.
— Он так восхищался мистером Чапином. Так восхищался. И если кто раньше этого не знал, из вчерашней статьи это яснее ясного.
— Именно поэтому я и хочу сделать для него исключение.
— Принести вам чаю, мэм?
— Нет, спасибо, не надо. Я не хочу, чтобы он остался здесь надолго. Так не забудьте: если он уже сидит с другими и беседует, не нужно его выделять. Но если он стоит, люди подумают, что у него со мной назначена встреча.
— Я все отлично понимаю, мэм, — сказала Мэри.
— Принесите мне, пожалуйста, чашку чаю после того, как он уйдет. Принесите чашку чаю и два яйца всмятку. Несколько гренков и немного виноградного джема, если он еще остался.
— Я уже открыла новую банку.
— О, так он у нас, оказывается, еще есть. Я так и думала, что есть. А где же вы его нашли?
— Он стоял рядом со смородиной, на той же полке. На нем просто не было этикетки.
— Ах вот где он прятался. А когда понесете чай, захватите и сигареты. Но сигареты лучше обернуть в салфетку. Некоторые пожилые дамы…
— Конечно, мэм, — ответила Мэри и удалилась.
Эдит Чапин уселась в кресло-качалку. Через несколько минут снова послышался стук в дверь. Мэри постучала дважды, подождала, а потом постучала еще два раза.
— Да-да, — отозвалась Эдит.
— Это я, мэм, с мистером Хукером, — сказала Мэри.
— Входите, пожалуйста, — проговорила Эдит Чапин.
Мэри распахнула дверь и пропустила вперед редактора газеты.
— Мистер Хукер, мэм.
— Доброе утро, Роберт, — сказала Эдит Чапин.
— Доброе утро, Эдит.
Мэри вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
Роберт Хукер подошел к Эдит Чапин и взял в ладони протянутую ею руку.
— Эдит, я называю себя словесным дельцом, но сегодня я не могу подобрать ни единого слова.
— Сегодня, но не вчера.
— О, вы читали мою статью?
— Если бы даже я ее не прочла… вы и не представляете, сколько людей позвонили мне рассказать о ней. Джо был бы… сказать «доволен» — значит, не сказать ничего. Я считаю, что это одна из самых замечательных статей, и я так думаю не только потому, что она написана о Джо.
— Эдит, я написал ее от всего сердца.
— О да, конечно, — сказала Эдит.
— Коллегия адвокатов взялась ее перепечатать — я подумал, что стоит вам об этом сказать. Генри Лобэк позвонил мне сегодня утром и заказал тысячу карточек размером с открытку, на которых будет напечатано мое скромное посвящение Джо. Это для меня, конечно, честь, но кому нужна такая честь, стоит подумать… Лучше б для нее не было такого поводу. То есть повода.
— Джо был к вам, Роберт, очень расположен.
— И мне всегда так казалось. Правда, мы виделись далеко не так часто, как хотелось бы, ведь в этом чертовом газетном бизнесе работать приходится засучив рукава. Джо был таким достойным человеком. И никогда не заносился. Как я уже сказал в своей статье, одно присутствие Джозефа Бенджамина Чапина в зале суда, с его благородством и сдержанностью, вызывало уважение к работе суда, которого в наши времена эффектных цирковых трюков в нем так недостает.
