Жар под золой - [73]

— Да, да, все улажено, — донеслось из горы подушек.

— Она назначила меня единственной наследницей, — просто сказала Габи, не смущаясь присутствием старухи, и мне это показалось ужасным.

— Все улажено, — вновь донеслось из горы подушек, но это уже не был человеческий голос.

— Пока нотариус сидел у нее, она оставалась такой, как всегда, а когда он ушел, тут сразу все покатилось под гору.

— Извести ее старшего сына, — сказал я.

— Я знаю, все адреса в той книге на столе. Я всем разошлю телеграммы, внукам тоже, но только когда она умрет. Она хочет, чтоб ее сожгли. Лотар, прикинь, пожалуйста, сколько это все будет стоить. В верхнем ящике комода лежат деньги, я их даже не пересчитала, этими деньгами я должна заплатить за похороны, кремацию и все прочее.

— Это мне надо спокойно посчитать дома, у меня есть справочник с тарифами.

— А после кремации я должна пригласить людей в кафе. Это у нас с ней обговорено. По двадцать марок на человека, так она велела. Пятьдесят человек, и ни на одного больше. Но пятьдесят наверняка не придет.

— Я должен тебя оставить, Габи, Хелен даже не знает, где я.

— Ступай, Лотар, я позову тебя, когда все кончится.

— Нет, останьтесь, — сказала старуха неожиданно твердым голосом.

Я остался, потому что не посмел уйти.

Я сидел и ждал и старался не глядеть на умирающую. В комнате было холодно.

— Я пойду к себе, оденусь в черное, бабуленька на прошлой неделе позволила мне купить дорогой костюм... Да она умерла! — И Габи пальцами опустила веки в провалах глазниц и несколько секунд не отнимала пальцев. — Я переоденусь, позвоню от вас доктору и дам телеграммы. А еще нужно позвонить в похоронное бюро.

— Ну, это и я могу сделать.

— Я тебе потом верну деньги, когда ты получишь счет за телефон и будешь знать, сколько стоили разговоры и телеграммы.

Едва я вошел в кухню, Хелен спросила:

— Она умерла?

— Да, — ответил я, чувствуя, будто с меня сняли какую-то тяжесть.

— Очень было страшно? — опять спросила она.

— Ты знаешь, Хелен, время и в самом деле можно остановить.

— А как Габи?

— Спокойна. Мы должны все за нее сделать, позвонить и все такое. Мы не можем бросать ее одну, пока не объявится кто-нибудь из родственников... Да, последняя воля старухи, чтоб ее сожгли.

— Сожгли? Она ведь всегда боялась огня... До чего меняются взгляды, когда человек лежит при смерти... Да, кстати, тут без тебя три раза звонил телефон, а как только я снимала трубку, ее на том конце провода вешали.

— Это бывает, — сказал я.

— Но все-таки странно... Я вошью в черную юбку новую молнию, тогда мне не придется покупать себе платье к похоронам.

Я позвонил врачу, позвонил в похоронное бюро и дал телеграммы по адресам, которые Габи подчеркнула в адресной книге.

Когда я с этим управился, пришла Габи.

— Через час придут люди из похоронного бюро, а через полчаса врач, — сказал я ей.

— Лотар, а теперь подсчитай, пожалуйста, сколько это все должно стоить, чтоб меня не надули.

Габи расселась за кухонным столом и поглядела на занятую шитьем Хелен. Потом она принялась записывать в блокнот цифры, которые я диктовал ей из тарифного справочника:

— Содержание тела вплоть до кремации — 100 марок.

Услуги шести носильщиков — 165 марок.

Доставка живых цветов — 40 марок.

Кремация тела — 100 марок.

Захоронение урны — 350 марок.

Использование зала для панихиды — 50 марок.

Музыкальное сопровождение — 20 марок.

— Прикинь еще всякие мелочи... Короче, с приглашением гостей на поминки, даже если не подавать ничего, кроме кофе и пирожных, все равно получается на круг две тысячи марок.

Габи сложила в уме все цифры.

— Дорого выходит. Это нормальные цены или ты считал мне с какой-нибудь скидкой?

— Нет, Габи, для покойников скидки не бывает... Если ты захочешь захоронить урну на моем кладбище, к примеру — а я полагаю, что ты этого захочешь, — тогда присчитай еще место для могилы и цветы... Урну ты наверняка захочешь гранитную, с ее именем, золотыми буквами или нет? Вообще-то, этим должны бы заниматься родственники.

— Надеюсь, она оставила мне довольно наличными — я еще не подсчитала, сколько синих бумажек в пачке, — а из банка я смогу получить деньги, только когда будет вскрыто завещание, доверенности у меня нет, чеков я подписывать не моту... Скажи, а родственники не могут оспорить завещание?

— Родственники всегда оспаривают, — вмешалась Хелен, — они действуют по принципу: раз нам ничего не досталось, пусть и другим ничего не достанется.

— Но я ведь ухаживала за ней, я ее купала, я ее раздевала и одевала, я стригла ей ногти на руках и ногах, чистила вставную челюсть, кормила ее с ложечки, даже в уборную водила...

— Думаешь, родственников это интересует? Их интересуют только деньги, — нетерпеливо перебила Хелен.

— А что станет с домом? — спросила Габи плаксивым голосом.

— Зачем тебе нужен этот дворец? Продай его, и дело с концом. Тебе ведь придется выплатить детям их долю стоимости, этого не миновать, пусть даже ты единственная наследница, все равно нотариус... И вообще я бы подождала, пока будет вскрыто завещание, — сказала Хелен.

— Ну, я побежала, а то придет врач и не сможет войти в дом.