Жак Лакан: введение - [59]
Эти же психические структуры могут быть рассмотрены с точки зрения своего отношения с материнским Другим. В рамках психотической структуры, так как отцовская функция не сработала, то, соответственно, этот Другой не находится под запретом. И психотик оказывается захваченным jouissance. В рамках первертной структуры материнский Другой еще только должен попасть под окончательный запрет. То есть некоторый первичный процесс отделения от этого материнского Другого, от пугающего jouissance был инициирован, но не был закончен. Поэтому динамика первертной структуры как раз определяется тем, что этот материнский Другой должен попасть под запрет. Все, чем занимается перверт, так это попытками завершить процесс учреждения символического Другого и, соответственно, запрещения материнского Другого. Соответственно, в рамках невротической структуры субъект уже надежно защищен от материнского Другого; этот материнский Другой находится под запретом.
Рисунок 48. Структуры субъекта и материнский Другой[118]
На рисунке 49 представлены эти идеи в виде диаграмм, я уже приводил эти рисунки, но на этот раз к ним приписаны те психические структуры, которые им соответствуют. В рамках психотической структуры (самый левый круг) мы имеем субъекта и Другого – они ничем не разделены, никакого разделения между ними не произошло. В рамках первертной структуры (средний круг) виден начавшийся процесс разделения. У Другого обнаруживается нехватка, однако субъект еще от этого Другого не отделился и находится в позиции объекта наслаждения этого Другого. Наконец, в рамках невротической структуры (крайний правый круг) благодаря обозначившейся нехватке появляется субъект, который отныне существует как субъект желающий, как тот субъект, который пытается символизировать нехватку Другого, назвать ее, как-то угадать, что же именно нужно Другому.
Рисунок 49. Диаграммы психических структур[119]
Повторюсь, здесь я просто напоминаю то, что более детально, более подробно рассматривалось в предыдущей лекции. Я обозначаю, где конкретно в рамках процесса становления субъекта локализуются те или иные психические структуры.
Один из ключевых моментов психического становления заключается в способности регулировать jouissance. Если вспомнить картинку из лекции про стадию зеркала – конструкцию с двойным зеркалом – то там были разрозненные, неупорядоченные, турбулентные влечения, которые затем связывались, упорядочивались, что передавалось через образ цветов, помещенных в вазу. Задача – регулировать jouissance. Если же регулирование не успешно, то в таком случае это будет приводить к психотической структуре. Если успешно – то это будет невротическая структура, в которой от jouissance остаются только некоторые кусочки в виде, например, того самого объекта-причины желания или же симптомов, представляющих собой прорыв некоторой порции jouissance, которая не была успешно вытеснена. В принципе, даже невротик может столкнуться с прорывами jouissance, но в целом он более-менее надежно от него экранирован. Перверт находится посередине – он начал процесс отделения от jouissance, но не смог довести его до конца.
Регулирование jouissance подразумевает необходимость пройти процесс кастрации путем отказа от части наслаждения. Это позволяет существовать в символической реальности. Невротик – это человек, который существует в символической реальности, кто отождествляется со своими социальными ролями, с теми означающими, с которыми его соединили. Психотик – тот, кто постоянно из этой символической реальности выпадает, вываливается, кто не способен регулировать jouissance. Последний постоянно вторгается в него/нее – или через тело, как при шизофрении, или из локуса/места Другого, как при паранойе.
Соответственно, если пытаться выделить какой-то главный диагностический критерий, который позволяет отделять психотическую структуру от невротической, то этот критерий – существование или же не существование в символическом регистре. По-другому это называется тестированием реальности. Но всегда можно спросить: а что же это за реальность такая? С точки зрения лакановского подхода можно ответить, что это реальность именно символическая.
Почему символическая реальность? Можно вспомнить те вопросы, с которых начинаются некоторые психиатрические обследования. Это вопросы «Сколько сейчас времени?» и «Какой сейчас год?». Вопросы на тестирование реальности, на определение того, находится ли человек в реальности или же нет. И это именно символическая реальность. Потому что, что такое год? Это определенная система координат, в соответствии с которой мы измеряем летоисчисление. Это не реальность в смысле какой-то природной реальности, это та реальность, которую установили люди. В разных культурах эта система координат разная: например, в иудейской культуре система координат связана с иным летоисчислением, там отсчет идет от сотворения мира, то есть, соответственно, там сейчас идет 5770 какой-то год. В исламской культуре, опять же, другое летоисчисление – там отсчет идет от Хиджры (даты переселения пророка Мухаммеда и первых мусульман из Мекки в Медину). Соответственно, там сейчас 1440 какой-то год. В христианской культуре отсчет идет от Рождества Христова. То есть год – это определенное символическое упорядочивание реальности. То есть сказать, какой сейчас год, значит поместить себя в определенную систему координат.
Главная тема книги — человек как субъект. Автор раскрывает данный феномен и исследует структуры человеческой субъективности и интерсубъективности. В качестве основы для анализа используется психоаналитическая теория, при этом она помещается в контекст современных дискуссий о соотношении мозга и психической реальности в свете такого междисциплинарного направления, как нейропсихоанализ. От критического разбора нейропсихоанализа автор переходит непосредственно к рассмотрению структур субъективности и вводит ключевое для данной работы понятие объективной субъективности, которая рассматривается наряду с другими элементами структуры человеческой субъективности: объективная объективность, субъективная объективность, субъективная субъективность и т. д.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.
«Константин Михайлов в поддевке, с бесчисленным множеством складок кругом талии, мял в руках свой картуз, стоя у порога комнаты. – Так пойдемте, что ли?.. – предложил он. – С четверть часа уж, наверное, прошло, пока я назад ворочался… Лев Николаевич не долго обедает. Я накинул пальто, и мы вышли из хаты. Волнение невольно охватило меня, когда пошли мы, спускаясь с пригорка к пруду, чтобы, миновав его, снова подняться к усадьбе знаменитого писателя…».
Впервые в истории литературы женщина-поэт и прозаик посвятила книгу мужчине-поэту. Светлана Ермолаева писала ее с 1980 года, со дня кончины Владимира Высоцкого и по сей день, 37 лет ежегодной памяти не только по датам рождения и кончины, но в любой день или ночь. Больше половины жизни она посвятила любимому человеку, ее стихи — реквием скорбной памяти, высокой до небес. Ведь Он — Высоцкий, от слова Высоко, и сей час живет в ее сердце. Сны, где Владимир живой и любящий — нескончаемая поэма мистической любви.
Роман о жизни и борьбе Фридриха Энгельса, одного из основоположников марксизма, соратника и друга Карла Маркса. Электронное издание без иллюстраций.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.