Жак Лакан: введение - [57]
Важность этого различения в том, что разные структуры требуют разного подхода к терапии. С каждой структурой необходимо работать по-своему, то есть с первертом нельзя работать так же, как с человеком, у которого невротическая структура и, соответственно, наоборот. Если концентрироваться только на симптомах, если игнорировать глубинные структуры, структурные черты, то это может иметь серьезные следствия для терапевтической работы. Например, попытки работать с психотиком так же, как с невротиком, путем интерпретаций, путем обращения внимания на «речь Другого» (оговорки, обрывы речи, паузы и т. д.) может привести к катастрофическим последствиям – психотические срывы, попытки самоубийства (что неоднократно описывалось в психоаналитической литературе).
Следующий важный момент, связанный с диагностикой: в рамках лакановского подхода структура зависит от того, в каких отношениях субъект находится с отцовской функцией. И, соответственно, от того, как этот субъект вплетен в ту эдипальную динамику, которая была рассмотрена в предыдущей лекции. Из того, до какой стадии в эдипальной динамике дошел субъект, вытекает его диагноз, вытекает то, к какой структуре он относится. До какой точки в процессе становления данный конкретный субъект дошел, и где, соответственно, он остановился, где у него произошел сбой, затык, не позволивший ему продвинуться дальше.
У лакановского подхода к выделению структур есть еще одна особенность – он отрицает наличие особой пограничной структуры. Это звучит несколько экзотично: сегодня модно говорить о пограничной структуре, о пограничных пациентах и так далее. Однако лаканисты, по крайней мере традиционные, это отрицают – с точки зрения рассматриваемого подхода, каждой структуре соответствует определенное отношение к отцовской функции, определенное отношение к наслаждению Другого, к желанию Другого, определенное место в эдипальной динамике, определенный ведущий защитный механизм. А так как пограничная структура лишена своего особого защитного механизма, у нее нет никакого своего четкого места внутри эдипальной динамики, то, соответственно, ее выделение безосновательно. Есть только три структуры – психотическая, первертная и невротическая. Те кейсы, которые в рамках иных подходов описываются как пограничные, в рамках лакановской школы представляются в русле одной из трех базовых структур[112]. Впрочем, вопрос о пограничной структуре не закрыт, и среди лаканистов идут дискуссии по этому поводу[113].
Основной принцип выделения психических структур заключается в следующем: каждая структура – это обозначение того места, которое субъект занимает на шкале субъективации. Если представить себе процесс становления субъекта как некоторый путь, который необходимо проделать, если представить себе, что на этом пути есть определенные этапы, которые надо пройти, то от того, какой именно этап был пройден, а какой, соответственно, не был пройден, будет зависеть с какой психической структурой мы имеем дело.
Процесс психического становления субъекта был рассмотрен в предыдущей лекции. Соответственно, выделение структур логично вписывается в ту последовательность, которая уже была мной проанализирована. Здесь я лишь кратко напомню основные моменты: все начинается с диады мать – ребенок, с необходимости отделиться от этого самого чрезмерного мучительного материнского jouissance, который Лакан сравнивал с челюстями крокодила, способными в любой момент схлопнуться и поглотить, уничтожить субъекта, так и не дав ему развиться. Ключевым моментом этого отделения является утверждение, реализация отцовской функции или отцовской метафоры, то есть введение в диаду третьего элемента – Отца. За счет этого учреждается Большой Другой, Закон, символический порядок, становящийся тем самым барьером, который отделяет субъекта от чрезмерного jouissance.
Как я описывал выше, учреждение отцовской функции проходит в два этапа – отчуждение и сепарация. Отчуждение – это установление некоторого первичного запрета на неограниченное наслаждение, на неограниченный контакт с матерью. Это стадия Нет-Отца. По сути, это первое введение субъекта в символический порядок путем появления первичного табу, первичного запрета, установления того, что можно и что нельзя. С этого момента, как считал Леви-Стросс, а за ним Лакан, начинается вхождение в пространство культуры. В этом моменте происходит первичное вытеснение Фрейда, которое учреждает фундамент динамической психической жизни субъекта – появление сознания, бессознательного и диалектического напряжения между ними.
Второй этап – этап сепарации, гарантирует окончательное отделение от опасного jouissance и полноценное учреждение символического порядка. Субъект, отныне надежно прописанный в символическом порядке, имеет дело уже не с логикой jouissance, но с логикой желания. Со всеми перипетиями этого желания, которые были рассмотрены в рамках предыдущей лекции.
Все, что было мной сказано, можно представить в качестве таблицы, которая приведена на рисунке 45. Эту таблицу мы уже видели, когда рассматривали становление субъекта
Главная тема книги — человек как субъект. Автор раскрывает данный феномен и исследует структуры человеческой субъективности и интерсубъективности. В качестве основы для анализа используется психоаналитическая теория, при этом она помещается в контекст современных дискуссий о соотношении мозга и психической реальности в свете такого междисциплинарного направления, как нейропсихоанализ. От критического разбора нейропсихоанализа автор переходит непосредственно к рассмотрению структур субъективности и вводит ключевое для данной работы понятие объективной субъективности, которая рассматривается наряду с другими элементами структуры человеческой субъективности: объективная объективность, субъективная объективность, субъективная субъективность и т. д.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Эта книга рассказывает о героических днях гражданской войны, о мужественных бойцах, освобождавших Прикамье, о лихом и доблестном командире Филиппе Акулове. Слава об Акулове гремела по всему Уралу, о нем слагались песни, из уст в уста передавались рассказы о его необыкновенной, прямо-таки орлиной смелости и отваге. Ф. Е. Акулов родился в крестьянской семье на Урале. Во время службы в царской армии за храбрость был произведен в поручики, полный георгиевский кавалер. В годы гражданской войны Акулов — один из организаторов и первых командиров легендарного полка Красных орлов, комбриг славной 29-й дивизии и 3-й армии, командир кавалерийских полков и бригад на Восточном, Южном и Юго-Западном фронтах Республики. В своей работе автор книги И.