— Привет, — говорю я и сажусь на кровать. — Ниса, а как ты думаешь, если перекопать сад, можно найти червя-волшебника?
— Я проспал появление в этой истории червя-волшебника! — с досадой говорит Юстиниан, а Ниса только отмахивается от него.
— Червь-волшебник, это и есть мерзкая тварь, которая вылезла из моего глаза прежде, чем мы оказались в том месте.
— Тогда очень политкорректно, Марциан.
Юстиниан откидывается на кровати, поудобнее устраивает под головой мою подушку и говорит:
— Может, бог Марциана сводит тебя с ума? Может он до всех нас доберется теперь?
В голосе его, впрочем, слышно неподдельное удовольствие. Я складываю руки на груди.
— Нет, мой бог бы не стал так делать.
За окном луна неподвижная, а там была живая. Мне кажется, ответ у нас с Нисой есть, крутится на языке, но не облекается в форму.
Если язык не референциален, спросила сегодня мама, то как ты доберешься до реальности?
Большая, серебряная луна, круглый кораблик, путешествующий по облакам среди подмигивающих звезд.
— Дело во мне, — говорит Ниса.
— Слышал, Марциан, дело не в тебе, дело в ней! Но вы можете остаться друзьями.
— Юстиниан, — говорит Офелла. — Ты можешь хоть раз послушать молча?
— Ты тоже не слушаешь молча, — говорит Ниса. — Вы вообще слушаете меня или нет?
И быстро, прежде, чем кто-либо отвечает, добавляет:
— Это риторический вопрос. Так вот, я ощущала, что это я. Во мне. Из меня. Все как-то связано с моей природой. И моей богиней.
— Но точно мы этого знать не можем? — спрашивает Офелла.
Ниса качает головой, а я говорю:
— Но если она так чувствует, то сейчас большей правды у нас нет.
Офелла и Юстиниан не спрашивают, почему это и их проблемы тоже. Может быть, потому что все продолжается, толком не успев закончиться, и никто не представляет себя не вовлеченным в эту историю.
— Там была такая штука, — говорю я. — Огромная и путешествовала под землей. Только она не могла выбраться. Она за нами гналась. То есть, сначала просто ползала под полом, а потом стала гнаться.
Ниса вдруг кидается к своему мобильному телефону на тумбочке, и я отшатываюсь.
Она садится между мной и Офеллой, я вижу, как она звонит Грациниану. Это хорошо, думаю я, вдруг Нису прокляла их богиня, и теперь ей нужна помощь.
Юстиниан заглядывает мне через плечо, чтобы увидеть, кому Ниса звонит, говорит:
— Разумное решение для четверых сонных людей, не способных вставить событие в контекст.
Но не всегда разумные решения вознаграждаются. Я слышу писк аппарата, а затем безразличный голос сообщает нам, что такого абонента не существует.
Вот так все переворачивается с ног на голову. Еще день назад я считал, что не существует червей, живущих в слезных протоках и способных перенести человека в черно-белый мир, а вот Грациниан вполне себе есть на свете.
Ниса ругается, набирает номер Санктины, хотя я не видел, чтобы они когда-нибудь разговаривали. Оказывается, ее тоже не существует.
— Начинается, как плохой детектив, — говорит Юстиниан. — Потому что автор хорошего детектива оставит хоть какие-нибудь ключи к разгадке.
— Жизнь пишет плохие детективы, — говорю я. — Прекрати жаловаться.
— Я жалуюсь только на то, что не видел той параллельной реальности, где вы были.
Ниса прижимает руки к лицу, Юстиниан и Офелла вздрагивают.
— Только не плачь!
— Я не плачу! — говорит Ниса. За окном потихоньку светлеет небо, и я вижу, как утреннее солнце обнажает вспухшую от гниющей плоти и вечно голодную рану на ее шее.
Я обнимаю ее, и на ощупь она мягкая, такая, что, кажется, можно пальцами под кожу проникнуть.
— Просто я не знаю, что делать. Обычно в таких случаях я ем.
— Это удерживает тебя в границах мироздания?
— В границах разума!
Взгляды Офеллы и Юстиниана кажутся мне взволнованными, но теперь они испуганы вовсе не видом Нисы. Оказывается, можно привыкнуть к тому, что плоть твоего друга гниет, и это происходит достаточно быстро.
В местах, где кожа лопнула, мясо Нисы кажется бесцветным, рана на шее же наоборот отчаянно-вишневая. Но я понимаю, что больше не испытываю никакого отвращения.
Мы некоторое время сидим молча, а потом Ниса говорит:
— Нужно поехать к ним. Я знаю, где они остановились.
Я обнимаю ее оттого, что ей все ужасно непонятно. Быть одной в незнакомой стране и ничего не понимать — плохо, но Ниса решительная и сильная, а еще у нее есть друзья.
А еще в ней жило (а может и живет) что-то такое, что изменило мир.
Только с очень необычными девушками это случается. Но я ей такого не говорю, потому что звучит не слишком утешительно, скорее похоже на комплимент, который никому не нравится.
За окном все розовое с голубым, и рассвет над садом кажется мне неудержимо красивым и ярким. Умирают потихоньку астры и камелии, все бледнеет, потому что лето прошло. Дождь закончился, оставив прибитые к земле головки цветов скорбеть над своей скорой смертью. Но я люблю все это много больше, чем когда-либо, физически ощущаю, как прекрасно вокруг. Ведь теперь я знаю, насколько иным может быть наш сад.
Хрупкая, черно-белая, разрушающаяся реальность. Как дурной сон.
— Теперь кажется, что все это так близко, — говорю я. Ниса кивает, а Офелла и Юстиниан переглядываются. Они нас не понимают, и мне кажется, что я не хочу, чтобы они понимали нас.
