Зеркало Пиковой дамы - [9]

Аля не нашлась, что сказать — она и не предполагала, что бывает такое: что кого-то в наше время, как раба, выкупают за деньги! И только все глядела в эти загадочные глубокие глаза и не отнимала рук…

— Маш, знаешь… если хочешь, ты можешь у нас пожить — я только у мамы спрошу… Правда у нас грудной ребенок… братик мой. Но мама будет не против, она очень добрая!

— Так, бабоньки, кончай базар, через пять минут репетиция, — прервала их Маруся.

Они выбрались из гнезда, и Аля новыми глазами оглядела студию: теперь она не сомневалась, что останется здесь. Просто ужас как сегодня меняется настроение — по сто раз на дню! Только минуту назад ей вовсе не улыбалось "влиться", как сказал Макс, в число этих студийцев, а теперь… да она только об этом и думала! А чего думать-то, тут так интересно… Словно её, Алю, как машину, до того обесточенную, подключили в сеть, и машина вдруг заработала, набирая обороты! Будем жить, ура! Она и в самом деле чуть не заорала вслух — такая волна энергии, силы вдруг поднялась в ней… Аля даже не думала, что так заведется от этого… А чего удивляться: ведь сбывается её мечта! Теперь все переменится. И она надеялась — к лучшему!

Глава 3 ЗАСТОЛЬНЫЙ ПЕРИОД

— Аль, ты погуляй тут по залу, прочувствуй все, так сказать, посоветовала ей Маруся. — Марк Николаевич говорит, что человеку нужно чаще бывать одному, чтобы разобраться в себе, подумать… и все такое. О кей? А мне надо с Маней парой слов перекинуться.

Аля кивнула и отошла к окну. Там, на улице бушевал самый настоящий буран — так мело, что не видно ни зги, ветер выл, острый колючий снег сек по стеклу… ну и погодка! А здесь тепло, хорошо и ребята такие чудесные… Она медленно двинулась вдоль окон, глядя под ноги, так приятно было ступать по свежеструганным светлым доскам пола!

В уголке Маша с Марусей о чем-то шушукались. Маруся, делая страшные глаза, сообщала враз посерьезневшей Маше нечто чрезвычайно важное. До Али долетали обрывки их разговора.

— Ты ж понимаешь, Наташка ужасно впечатлительная! На неё же дунь отзовется! Понимаешь, она все всегда хочет всерьез! А эта все крутится, крутится возле… Папаша ее… Конечно, у него ж казино!

— Нет, как-то не верится… — недоумевала Маша. — Может, моих цыган подключить, они мигом разведают.

— Теперь и совсем пропала… Живет она с бабушкой, родители в длительной командировке… так эта бабка мычит что-то непонятное — не разберешь!

Тут появился Пашка с ещё одним парнем: они внесли в зал Алино зеркало. Аля этого парня сразу узнала: тот самый ряженый, который написал ей на конфетной обертке адрес студии. Зеркало поставили в оконном проеме напротив зеркальной стены, и виновник её появления здесь, откинув со лба длинную прядь волос, оглядел себя в зеркало, подбоченился и отбил чечетку. Аля медленно приблизилась к зеркалу, и он сразу увидел в нем её отражение. Обернулся, обрадованный.

— Привет! Молодец, что пришла! Слушай, это твое зеркало просто чудо какое-то! Красотища немыслимая! — Он взял её руку и неожиданно поцеловал. Я Илья. Старосельский.

Это имя Але как будто что-то напомнило. Но что? Она силилась вспомнить, но не могла. Точно в памяти был какой-то потайной карманчик, где хранилась важная, очень важная информация, а доступа к ней не было… Илья, между тем, её огорошил.

— Тут уже все про тебя знают: и что тебя Алей зовут, и что Маркуша тебе роль предложил…

— Какую роль? — опешила Аля.

— Главную. Лизу в "Пиковой даме"!

— Да, ты что, ничего он мне не предлагал… ну, сказал, что я самая настоящая Лиза… так это же просто слова. Студию предложил осмотреть. Главная роль! Да я сцену в жизни не выйду, я же двигаться не умею и вообще… нет, этого быть не может!

— Еще как может! — уверил Илья. Его веселые серые глаза снова смеялись. — Марк — он всегда так. Скажет что-нибудь вскользь: почитай все, заметано! Можешь, что хочешь, делать: хоть на Камчатку сбежать, хоть чахоточной притвориться, он тебя из-под земли достанет, и все будет, как он сказал! Так что, ты лучше не теряй время, а прямо сегодня начни Пушкина перечитывать!

— Я… — Аля так растерялась, что на миг потеряла дар речи. Ноги от волнения сделались ватными и она присела на корточки перед зеркалом.

А Илья, дружески ей кивнув, пошел навстречу парню, пулей ворвавшемуся в репетиционный зал. Дверь широко распахнулась, будто её пнули ногой. Вошедший чеканил шаг, вскинув голову, как на параде. У него были толстоватые саблевидные ноги, вогнутые в коленях, и от этого казалось, что он машет в воздухе двумя бутафорскими кривыми сардельками, набитыми ватой. Парень прищелкивал пальцами, отбивая четкий ритм, и встряхивал густыми волосами, лежащими над невысоким лбом упругой волной. Его полные губы растягивались в глумливой усмешке, а глаза не смеялись. Злые были глаза.

— Ну что? — взволновался Илья, пожимая руку вошедшему. — Неужели пересдавать?

— Ха! — громко, привлекая к себе внимание, крикнул улыбчивый. — Как же, пересдавать… Сдал! И, что вы думаете, влепил мне этот старый педик? Трояк! За гениальный этюд. Вы слишком увлекаетесь внешним действием, молодой человек! Вы думаете, что современность именно в этом, — прогнусил он носовым старческим голосом, — а Чехов требует глубокого погружения! Чертов старикан сам по уши в нафталине, а туда же — будет меня учить, что современно, что нет… — Парень отвернулся к окну, и лицо его на миг передернулось гримасой брезгливости, точно в него плеснули помоями. Потом оно снова растянулось в улыбке. — Ба! Откуда это прелестное дитя? — только тут он заметил Алю.