Завернувшись в теплый плед. Лето - [20]
Я смотрел, как капли начинают размывать краски. Вот сползает черная челка, вытекает прямо из центра зрачка масляной каплей. Кончики глаз загнулись вниз и стали похожими на запятые. Длинные угольные капли рассекли щеки, нос, губы. В какой-то момент мне показалось, что я в клетке. Или это не я?
В тот день в газетах, на телевидении, в соцсетях прогремел настоящий взрыв: нового граффити найти не удалось. Прошел день, прошел дождь, но заветная стена так и не была обнаружена. Фанатики скулили, заинтересованные — качали головой и спрашивали, не случилось ли чего-нибудь и увидим ли мы тайного властителя умов снова.
Как вы уже догадались, на следующее утро наш столик в кофейне пустовал. Я просидел за ним два часа, но никто, естественно, не пришел. Когда я уже собирался уходить, официант принес мне записку. Я торопливо развернул сложенный лист и прочел: «Я спрошу снова и на этот раз жду честного ответа. Вы живы?»
С тех пор прошло много лет. Я променял ипотеку на учебный кредит, а дом с забором в модном стиле «ранчо» — на скромную студию. Успешно защитился, переехал в другой город, стал преподавателем в крупном университете, успел найти жену и развестись, влюбиться снова. Каждый сентябрь во время нашего первого занятия со студентами я смотрю на тех, с кем мне предстоит идти бок о бок долгих четыре года, и спрашиваю, еще до того, как представляюсь: вы живы?
Почти все они отвечают смущенными или глупыми смешками, улыбками, переглядками, закатыванием глаз, напускным равнодушием.
Но я не сержусь. Даже не смотрю на них со снисхождением.
Пройдет четыре года, и я спрошу у них снова. У них и у себя. И буду надеяться на честный ответ…
Что-то выдергивает меня из забытья. Облизываю сухие потрескавшиеся губы, но глаз не открываю.
— Служба спасения, служба спасения. Кто Вы? Назовите координаты. Служба спасения. Служба спасения. Вы живы?
Skeleton flower
Монотонно пищит датчик, отсчитывая пульс. Бабушке девяносто три года, и две недели назад она успешно перенесла операцию. Показатели постепенно приходят в норму (с поправкой на возраст и некоторые хронические болезни), но я вижу, что в ней нет былого задора. Она по-особенному тихая и кроткая. Ангелоподобная.
Я прихожу в больницу каждый вечер. Заступаю на вахту, как говорит мама. Мы с бабушкой ужинаем, а потом разговариваем, вспоминаем давно умершего деда, бывает, молчим. Я смотрю в окно, уже темнеет, и в глубине проема отражается старческое, похудевшее, усталое лицо. Сегодня в палате совсем тоскливо.
До конца времени посещений остается пятнадцать минут, и меня вдруг охватывает грусть, что нужно снова оставлять бабушку одну. Однажды я тоже лежал в больнице после сложного перелома, и, помнится, был крайне рад, когда посетители наконец уходили, оставляя после себя фрукты, свежие журналы и заказанные мной книги. Мне нравилось одиночество, точнее ощущение, что я был сам за себя. Сам общался с врачами, ходил на процедуры, выбирал, в какое время ложиться спать. Но двенадцать лет и девяносто три года — это камни разных пород и разной тяжести.
— Помнишь, мы однажды поехали с дедушкой в лес? И он все пугал меня, что за деревом прячется тролль? — вдруг улыбнувшись, спросил я.
Бабушка молча кивнула головой, и я неожиданно начал:
— В одной далекой стране, столь далекой, что мы никогда о ней даже не слышали, правили две великанши, и звали их Лючия и Тенебра.
Поля там терялись за горизонтом, а вершины деревьев — в небесах. На севере ее омывали океаны, а на юге изрезали горные хребты. И была Лючия жизнерадостной, энергичной и дружелюбной. Она любила вставать засветло и пробегать от самого выдающегося в водную гладь мыса до самой высокой горной вершины. Тенебра же была молчаливой, скрытной и строгой. Она редко появлялась на людях днем, но ночью в ее покоях всегда горел свет.
Долго длилось их совместное правление. Но со временем Тенебра все больше отдалялась от мирских дел и однажды покинула столицу, отправившись далеко на восток, в сумеречные долины. Какое-то время все шло как обычно, но в конце концов установленное великими правительницами равновесие было нарушено. Страна захлебывалась в водопаде идей и предложений Лючии, а кроме того она не могла разрешить ни одного взрослого спора, ведь сердце ее было готово понять и утешить всех.
Чтобы вернуть изрядно пошатнувшийся порядок, было установлено, что каждый житель страны по достижении совершеннолетия должен совершить путешествие с запада — из самого сердца страны — ее столицы, на восток — в сумеречные земли, где обитала Тенебра.
Новые правила пришлись по душе жителям далекой страны. Они росли под чутким и ласковым взглядом Лючии. Она учила, что хоть и непросто быть смелым и сердечным, на правильной тропинке камней не больше и не меньше, чем на других.
Западные земли полнились детским смехом, поднимавшим в небеса воздушных змеев, а недолговечные слезы и обиды отпускались с перелетными птицами.
Как только дети вырастали, они собирались в долгий поход и отправлялись в свое путешествие. Лючия провожала их и для каждого находилось у нее светлое напутствие.
О сумеречных долинах Тенебры ничего толком не было известно, только прекрасные слухи. Поговаривали, что ночи там наполняла тишина и благодать. Что волны там рассыпались у берега хрупким хрусталем, а неведомые птицы рассказывали сказки в кронах деревьев.
Мы сталкиваемся с выбором каждый день: у перекрёстка, в магазине, даже во сне. Просчитать бы последствия, узнать заранее, как карта ляжет… Но – увы! – сделать это чаще всего невозможно. А что если?.. Переживать, радоваться, замечать оттенки – вот чему учат сюжеты, вошедшие в этот сборник.
Сборник включает рассказы писателей, которые прошли интенсивный курс «С чего начать» от WriteCreate. Лучшие работы представлены в этом номере.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.