Завернувшись в теплый плед. Лето - [19]

— Слово предоставляется экспертам.

— А? Смогут. В капсуле.

— Разве им сразу после приземления не нужна медицинская помощь? И как далеко они приземлятся от населенного пункта?

— У них с собой имеется комплект выживания. Конечно, не санаторий, ну тут уж выбирать не приходится, исходя из заданных условий.

— А вот если бы каждому из вас предложили вечную жизнь? Вы бы согласились?

— Конечно! Эх, я бы тогда все успел!

— Ты для начала меньше в соцсетях зависай. Глядишь, все твои планы в одну жизнь уместятся.

— Между прочим, это все ради науки…

— И кто додумался взять с собой менеджера?

— Так с ночевкой же поехали, как без менеджера…

— А я бы, наверное, отказалась. Ну, от вечной жизни.

— Это почему?

— А зачем она мне? Прожил, сколько отмерено, и если прожил хорошо — то чего еще просить?

Хруст поджаристой лепешки. Тихое потрескивание небольшого, но верткого костерка, так и норовившего лизнуть пятку. Задумчивое молчание. Звон сверчков в угольной темноте. Шорох из-за деревьев и уханье совы. Прошлое звезд мерцало и падало в небе. Человек был один.

Вы живы?

Моему дорогому брату, который всегда знает, что я в действительности хочу спросить.

Субтон 9 fm.

— Mayday. Mayday. Mayday.

— Служба спасения. Кто Вы? Ваше местоположение?

Радиоэфир погрузился в тишину. Я глубоко вздохнул и закрыл глаза.

«Граффити» всегда появлялись в день, когда лил дождь. По странному стечению обстоятельств, которые я только что осознал, уличные картины, принадлежащие тому самому загадочному художнику, никогда не получалось обнаружить просто в пасмурную погоду. Объяснить такую точность, теперь, едва ли возможно. Кто их рисовал? Об этом знаю и не знаю одновременно (вот такой парадокс!) только я. Но, обо всем по порядку.

В то утро весь город, как обычно, бурлил. Небо распухло от грозовых туч. Пронырливые репортеры и поклонники шныряли по улицам в поисках очередного шедевра никому не открывшегося автора. То ли мессия, то ли сумасшедший — он (или она?) оставлял на стенах свои тайные знаки, и пока весь мир бился над разгадкой зашифрованного послания, струи дождя навсегда смывали лица политиков, изображения планет, леса Амазонки.

Я, как обычно, сидел в кофейне со своим постоянным собеседником. Мы не знали имен друг друга, но всегда садились за один и тот же столик, выбирали одни и те же блюда (я — омлет, гренки и чай с молоком, мой безымянный спутник — крепкий черный кофе и мягкий бисквит) и вели неспешные беседы. Вернее, он всегда задавал мне вопросы и только качал головой, цокал и хитро смотрел, слушая мои излияния.

Ему было около семидесяти. Гладко выбритый, хорошо одетый и всегда, казалось, понимающий больше, чем ты говорил или хотел сказать. Он никогда не делился чем-то личным, но всегда умел вытянуть личное из тебя — по крайней мере, мне, двадцати лет от роду, ни разу не удалось отмахнуться ни от одного его вопроса.

Теперь, вспоминая наши разговоры, я с трудом представляю, что интересного Он во мне нашел. Я был типичным представителем своей нации, своей возрастной категории, да что уж — человечества в целом. Бросил университет, строил карьеру на лести и поддакивании начальству. Взял кредит, чтобы купить огромный дом, в котором жил один. В моем окружении не было никого, с кем бы хотелось жить долго и счастливо и умереть в один день, поэтому я думал, что это просто времена изменились, и считал своими ценностями отсутствие обязательств, семьи и образования. Я никогда не отстаивал собственного мнения, да и вообще сомневаюсь, что оно у меня было.

Я рассказывал Ему о вечеринках, о том, как бесцельно проводил время. Жаловался на непостоянных спутниц, жаловался на скучную работу (я считал скучным, что каждый день приходится пить шампанское со своим руководителем!), жаловался на размер ипотеки (которую, впрочем, успешно закрывал, потому что карьера моя росла стремительно).

В то утро мы почему-то долго сидели в тишине. Он ни о чем не спрашивал, а я не знал, о чем можно рассказать: в жизни предательски не происходило ничего нового. Сначала мне было приятно посидеть вот так: как будто впервые за долгое время нашего странного знакомства мы наконец друг друга поняли, так, что слова стали не нужны. Но молчание затянулось, Он все смотрел куда-то вдаль, поэтому я заскучал и попросил счет (я мог сидеть в кофейне сколь угодно долго, потому что вовремя на работе меня все равно никто не ждал).

Неожиданно мой собеседник встал, посмотрел на меня внимательно и как-то глубоко и спросил:

— Вы живой?

Вопрос прозвучал так неожиданно, что я замешкался. Но потом выдавил из себя глупый смешок и ответил:

— Ну конечно.

Он прищурился, кивнул мне головой, развернулся и вышел из кофейни. Больше я никогда Его не видел.

В тот вечер я вернулся домой раздосадованный и какой-то нервный: утреннее происшествие никак не шло из головы. На фоне бубнил что-то диктор новостного канала, в чайнике кружилась заварка, я поднял голову и посмотрел в окно…

И не мог отвести взгляда. Там, на внутренней части забора (в модном стиле «ранчо», состоящего из сочетания дерева и бетона, боже, как пуст я был!), было мое лицо. Со стены на меня смотрели мои глаза. В этот же миг пропитанное тяжестью небо не выдержало. Где-то высоко заклокотал гром. Пошел дождь.