Зауряд-врач - [79]

— Так не годится, господа! — сказал я, собрав медицинский персонал, после того, как мне все показали и рассказали. — С этого дня все кардинально меняется. Раненых будем оперировать на месте. Легких оставлять для долечивания, тяжелых – отправлять в тыловые госпитали.

— А кто будет оперировать? — спросил немолодой зауряд-врач с аккуратной бородкой, который представился Николаем Семеновичем Загоруйко. — Мы этого не умеем.

— Я хирург. Еще двое прибудут на днях. Остальных будем учить.

— Не поздно? — засомневался Загоруйко. — Я, знаете ли, акушер.

— Кесарево сечение делать приходилось?

— Иногда.

— Значит, ланцет в руках держать умеете.

— Одно дело родовспоможение, другое – проникающее ранение грудной клетки.

— Торакальными займусь я, как и абдоминальными. А вот почистить рану в мягких тканях, провести ампутацию по силам любому.

Врачи недовольно загудели. Я поднял руку, шум утих.

— В лазарете, где я служил, это с успехом делал дантист. Не беспокойтесь, я покажу и научу. На первых порах буду стоять рядом и подсказывать. Знаете поговорку: «Глаза боятся, а руки делают»? Понимаю ваши опасения: по неопытности можно навредить. Но куда хуже отправлять солдат в тыл с необработанными ранами. Нагноения и гангрена убьют их с большей вероятностью, чем наши ошибки, хотя мы постараемся их не допустить.

— У нас и инструмента-то в должном количестве нет, — сказал молодой зауряд-врач, который назвался Иваном Александровичем Красновым, бывшим ординатором уездной больницы. — Сколько просили – не присылают. Говорят: зачем вам? Все равно не оперируете.

— Я кое-что привез. Посмотрим?

Предложение понравилось. Какой врач откажется посмотреть новое оборудование, пусть даже это хирургический инструмент? В Минске меня снабдили хорошо – Загряжский с Бурденко постарались. Если б не приданный в сопровождение солдат, хрен бы я все это дотащил. Инструменты разложили на столе, и доктора некоторое время их зачарованно перебирали. Понимаю их чувства. Инструментарий лазарета производил жалкое впечатление.

— Сегодня же и опробуем! — сказал, когда все насмотрелись. — Раненые имеются?

— Днем привезли, — сообщил Иван Александрович. — С рассветом германец по окопам из пушек стрелял. На местах их перевязали. Мы сменили повязки и подготовили к отправке.

Это я уже знал. Но спросить следовало.

— Приготовьте операционную! Инструмент продезинфицировать!

Мастер-класс закончился поздним вечером. Две ампутации, одна торакальная операция, остальное – осколочные ранения мягких тканей. В лазарете у Карловича я бы справился быстро, но здесь приходилось объяснять каждое движение. Слушали внимательно. Под конец бывший акушер попросился к столу и самостоятельно вытащил осколок из плеча солдата, почистив затем рану. Краснов, которого я мысленно окрестил Ваней, довольно умело усыплял больных эфиром. Вот и будет анестезиологом. Остальные врачи пока присматривались, но по их глазам я понял, что попробуют непременно. Редкий врач откажется от возможности усовершенствовать навыки. После войны пригодятся, если доживем до ее окончания, конечно.

Отдав распоряжение об эвакуации раненых, я пригласил коллег отужинать. За столом распили выставленную мной бутылку рома и поговорили. Как я и предполагал, народ здесь оказался нормальный, можно сказать, душевный. Фронт, как река, дерьмо подымает на поверхность и уносит…

* * *

— Как вам новый начальник, Николай Семенович?

— Замечательный хирург! Даже удивительно, учитывая его возраст. Ни одного лишнего движения, каждое отточено. И как быстро работает! И это он еще не спешил, чтобы нам показать.

— Меня тоже впечатлило. Интересно, за что его к нам?

— Газеты нужно читать, Иван Александрович, а не к юбкам ездить.

— Будет вам, Николай Семенович! Сопровождать раненых на станцию – долг врача.

— То-то любите его исполнять! Знаю я эту вашу Мессалину.[49] Не одного вас благосклонностью одаривает. Смотрите, схватите люэс,[50] здесь не вылечите.

— Я же врач, Николай Семенович! Меры предосторожности предпринимаю.

— Откуда у вас кондомы? Их же в Германии производят, а мы с ней воюем.

— Трофейные у солдат покупаю. И на станции можно достать американской выделки. Правда, дорогие – пять рублей за дюжину.

— Охота деньги тратить!

— А куда девать их здесь?

— Матери бы отослали, помогли старушке. Цены в тылу – вон какие!

— Высылаю с каждого жалованья. Зря ворчите, Николай Семенович!

— Это я завидую. Вам можно за юбками волочиться, а я человек женатый.

— Так что там с Довнар-Подляским?

— С репортером он связался, да еще из «Московского листка». Эта газета – противник императорской фамилии. Довнар-Подляский рассказал, как скверно организована помощь раненым в русской армии.

— Это он Америки не открыл. Всем известно.

— Но не все говорят о том вслух. Наш начальник еще цифры привел. Посчитал, что за время боев из-за скверной организации медицинской службы мы потеряли не менее корпуса солдат и офицеров. Обвинил в этом руководство Главного санитарного управления армии в лице генерал-лейтенанта Муравьева.

— Ого!

— Я как прочел, так и понял, что ему это с рук не сойдет. По-моему и вышло. На фронт сослали. Он до этого в госпитале Минска служил. А теперь представьте! Губернский город, рестораны, барышни… А его оттуда – в землянку!