Зауряд-врач - [78]

— Приветствую вас, господин надворный советник! — кивнул Беркалов. — Снимайте шинель и проходите к столу. Поговорим.

Посетитель подчинился. Когда он, сняв шинель и фуражку, повернулся к столу, генерал едва не присвистнул от удивления. Китель врача украшали два ордена. И один из них, как разглядел Беркалов, был «Георгием» четвертой степени.

— За что? — спросил генерал, указав на Георгия, когда гость устроился за столом.

— Отбил нападение немцев на лазарет.

— Сколько их было?

— Эскадрон драгун.

— А вас?

— Я и пятеро раненых.

— И вы справились?!

— Если быть точным, отбили одну атаку. Положили полтора десятка драгун, потеряв при этом троих своих. Потом подоспели казаки.

— Где учились воевать?

— В окопах. Начинал вольноопределяющимся Могилевского полка седьмой дивизии.

— У Александра Семеновича?

— Так точно.

— Странная у вас биография. Почему сразу не врачом?

— Документов не было. Учился в Германии и бежал, когда началась война. Спешил, чтобы не интернировали, поэтому не успел захватить. В окопах заболел аппендицитом. После операции в лазарете разговорился с начальником госпиталя. Тот проэкзаменовал меня и нашел мои знания достаточными. Похлопотал о звании зауряд-врача.

— Врачей не хватает, — согласился Беркалов. — А «Владимир» за что?

— Сохранил жизнь командующему фронтом. Его доставили к нам с тяжелым ранением в грудь. Начальник лазарета оперировать не мог: при нападении немцев пуля пробила ему руку. Пришлось мне. Операция прошла успешно.

— Погодите! — сказал генерал. — Так это вы оперировали Брусилова?

— Так точно, ваше превосходительство!

— Давайте без чинов, Валериан Витольдович. Вы хоть не офицер, но доктор боевой. Таким, как вы, мы всегда рады. Меня зовут Евгений Александрович. Слыхал я про историю с Брусиловым. К нам каким ветром? После спасения командующего вас должны были милостями осыпать.

— Так и осыпали. Но я повел себя неправильно. Нужно было лизнуть, а я гавкнул.

Беркалов расхохотался.

— Рассмешили, Валериан Витольдович, — сказал, вытерев выступившие от смеха слезы. — Надо будет запомнить. Как вы сказали? Следовало лизнуть, а я гавкнул? Сразу видно фронтовика. Мы тут не расшаркиваемся, говорим, как есть. А теперь объясните мне, что такое медицинский батальон? И чем вас лазарет не устраивает?

— Разрешите вопрос, Евгений Александрович?

Беркалов кивнул.

— Сколько потеряла дивизия ранеными за последние полгода?

— Точную цифру не назову, но более тысячи человек.

— Где эти люди?

— Увезли в тыл.

— Обратно вернулись?

— Нет. Прислали пополнение на замену.

— Новобранцев или опытных солдат?

— Главным образом новобранцев. Их еще учить и учить, — вздохнул генерал.

— А теперь представьте, что большинство ваших раненых остаются здесь. Подлечились и вернулись в окопы. Опытные, обстрелянные бойцы, которых не нужно учить и натаскивать.

Генерал с интересом посмотрел на врача.

— Замена лазарета медсанбатом, это не смена вывески, а другая система организации медицинской службы. Легкораненые будут оставаться на месте. Тяжелых прооперируем и отправим в тыл, где их будут основательно лечить. Легкие через неделю-другую, максимум три, вернутся в строй.

— А справитесь? Раненых много. Начальник лазарета жаловался, что зашивается.

— Нам добавят врачей, мне это обещали. Несложный уход за ранеными и хозяйственные работы будут исполнять команды выздоравливающих. Нечего им прохлаждаться.

— Разумно, — согласился Беркалов. — Кто это все придумал?

— Я.

— И вас за это на фронт?

— По заведенному порядку инициатива имеет инициатора.

Генерал снова расхохотался.

— Веселый вы человек, Валериан Витольдович! Люблю таких. Что ж, принимайте дела. Начальник лазарета сдаст их с удовольствием. Давно просится в тыл. Встретьтесь и поговорите с полковыми батюшками: они заведуют перевязочными пунктами в полках. Надеюсь, найдете общий язык. Вы православный?

— Католик.

— Не страшно. У нас тут даже мусульмане с иудеями имеются. Некоторые даже причащаться ходят.

— И их допускают?

— Почему бы и нет: кровь льем одинаково.[47] Все – души Божьи. Удачи, Валериан Витольдович! Держите меня в курсе событий. Будет нужда, обращайтесь!

— Благодарю, ваше превосходительство!

* * *

После разговора с начальником дивизии[48] меня на телеге отвезли в лазарет. Там я понял скепсис генерала. Лазарет размещался в землянках, которые вырыли на поляне в лесу. Длинные, выстроившиеся рядами, предназначались для раненых. Они большей частью пустовали, почему, я понял потом. Заглянул. Нары, сколоченные из бревен и грубо оструганных досок, такой же самодельный стол в центре, печка из железной бочки у дальней стены. Освещение керосиновыми лампами, от которых в воздухе стоит гарь. В землянке размещалась и операционная. Эта имела над землей несколько венцов из бревен с прорезанными в них маленькими окошками. Света недостаточно, поэтому и здесь применяли лампы. В землянках жил и медицинский персонал.

Причина такого расположения оказалась простой. Вследствие ожесточенных боев, когда позиции переходили из рук в руки, целых зданий в тылу дивизии не осталось. Кирпичные разбили снарядами, деревянные сгорели. Генерал – и тот жил в блиндаже, где меня и принял. Ладно, землянки. Еще хуже обстояли дела с помощью раненым. Четыре врача, среди которых ни одного хирурга! Всей заботы – перевязать или наспех зашить рану, после чего побыстрей отправить раненого в тыл. А поскольку вывозят ночью – днем немцы обстреливают дорогу, то многие до эвакуации не доживают, о чем свидетельствовало обширное кладбище за лазаретом. И это притом, что не всех раненых отправляют в лазарет. С отдаленных позиций их везут к железнодорожным станциям, а оттуда – в глубокий тыл.