Затейники - [9]
В канавах, вырытых по обе стороны улицы, забурлили коричнево-мутные ручьи. Стаявший снег смешался с землею в одно вязкое и скользкое месиво.
И вместе с солнцем, начинавшим припекать, и весенними ветрами пришла работа. На дворах стояли, поблескивая металлом, плуги и острозубые бороны. Над ними в одних рубахах копошились крестьяне, и до вечера стук и звон разносились по всей деревне.
— Ну, пора и нам за дело, — сказал Петька, встретив Митьку у кузницы: — а то как бы не опоздать.
— Не знаю, когда мы управляться будем. Я один дома. За хозяина. Мать не совладает.
— Что ж, и я не лодырь. С отцом цельный день на поле буду.
— Дак когда ж? Ночью, что ль?
— Ночью не сделаешь. Это, брат, сорт другой. А что, если б поранее.
— И так до петухов встаем.
— Рассветает рано. За час встать, так и управились бы в неделю.
— Ну, уж, ладно. Только это чтоб в последний. Не выйдет — брошу все к чертям.
— Что, взлупки испугался?
— А то, думаешь, сладко. Ну, да ладно. У тебя, что ль, иль у нас.
— Мастерить у нас будем, — ответил Петька, подумав: — струмент есть, а сделаем так, чтоб на два двора.
— Ежли выйдет — мамка рада будет. А нет…
— А ну тебя с твоей мамкой. Так с завтра и начнем.
— Холодно как по утрам.
— Да что ты какой стал! — рассердился Петька. — То неладно, да это не так. Не хошь — не надо, и без тебя управлюсь.
— Управишься, да? А кто кормушку сработал? Ты только считал да читал, да мерил, а я и пилил, и строгал, и…
— Ну, замолол. Так отказываешься, что ль?
— Да я ж не отказываюсь. Чего ты взъелся?
— Значит, по рукам?
— По рукам.
За неимением длинных бревен понатаскали досок, заготовленных Потаповым для починки хлева. Распилили их на неровные части; одна — длинная, аршина в три, другая — поменьше, — в полтора.
Теперь уже и Петька работал пилой, а книга, в которую он часто заглядывал, лежала на полу.
Из досок сколотили что-то в роде ящика, длинного и без дна. Сверху пристроили целую сеть перекладин.
На это понадобилась не неделя, как рассчитывал Петька, а целых десять дней. Работать приходилось чуть свет и при первом же шуме в деревне — бросать.
На десятый день, когда работа уже подходила к концу, Петька, забивавший одну из перекладин наверху, вдруг остановился.
— Стой, Мить, не так!
Рот у Митьки был полон гвоздей, и он с трудом выговорил:
— Что не так?
— А то вон, что перекладин этих делать сейчас не надо.
Митька широко открыл рот от удивления, и гвозди дождем посыпались на пол.
— А что такое?
— Да мы ж не знаем, какие стекла будут.
— Стекла?
— А как же! Надо ж сверху стекла наставить.
Митька хлопнул себя но лбу.
— Эт, дурак. А я и забыл за делом. Значит, даром только работали.
— Зачем даром. Палки пригодятся. Только забивали понапрасну.
— А стекла где ж мы достанем?
Петька задумался.
— Трудное дело. Семена еще туда-сюда…
— Семян я достану. У мамки в кладовой есть.
— А вот стекла…
— Купить бы…
— Купила нет. Теперь весна, сам знаешь, какие деньги.
Оба парника были уже совсем готовы, и мальчики пристроили один в конце Петькиного сада за кустами, куда не заходили ни отец, ни мать.
Митькин двор был мал и, чтобы кое-как укрыть парник от глаз матери, они обшарили все уголки. Наконец остановились на месте за свиным хлевом. Там было много солнца, и туда никто не заглядывал, потому что за хлевом тянулся пустырь.
На переноску второго парника понадобилась целая ночь.
Оба парника хорошенько набили конским навозом, натаскали из кладовых семян, и оставалось только достать стекла.
Петька и Митька думали так и эдак, но ничего не могли придумать.
Однажды вечером, уже засыпая, Петька краем уха услышал обрывки разговора отца с матерью.
— Так думаешь взять семян в кредит в коперативе?
— Боязно. А ну как не уродит, да не отдадим.
— Зато хороши больно. Отборные.
— Уж ежели хороши…
— Говорю — отборные. Видать сразу. Брать, ай нет?
— А когда отдавать-то?
— Как уродит. Не скоро.
— Ну, бери. Авось лето хорошо будет.
Дальше Петька не слыхал, потому что голова его упала на подушку, и он заснул.
А утром, как только протер глаза, слова отца будто ударили в голову и крепко засели там.
Председатель кооператива, маленький человек с живыми, черненькими, как бусинки, глазами, с неаккуратно выбритой щетиной рыжеватых волос, с трудом оторвался от бумаг, которые разбирал внимательно и долго, сдвинул брови и, как показалось посетителю, сурово поглядел на него.
А посетитель, тоже маленький человек в длинных полосатых, украшенных снизу бахромой штанах, робко стоял у двери и мял в руках картуз.
— Тебе чего?
Маленький человек сделал шаг вперед и, будто бросаясь в холодную воду, быстро проговорил:
— Стекла бы мне.
Председатель не без удивления поглядел яа него.
— Чего, чего?
— Стекла бы для парников.
— Для парников?
— Значит, я и Митька Семенов задумали мы парники построить, чтоб, значит, уродилось лучше, чем на огородах, и чтоб было все как по книжке…
По мере того, как Петька путаясь излагал свою мысль, брови председателя расходились, и усталые морщины у губ стали как будто меньше. Черненькие бусинки-глазки словно загорелись, и Петька вдруг сразу и бесповоротно понял, что перед ним сидит чудесный человек, и что с этим человеком можно будет обо всем поговорить.
