Засунь себе в задницу! - [16]
ЧЕЛ: Умереть не встать. Мне попердеть в такт?
ИМБИРЕК (с терпеливым негодованием): Это творческий продукт, и к его созданию следует подходить с чуткостью и интеллигентностью.
ЧЕЛ: Могу убавить громкости.
ИМБИРЕК (со сдержанной суровостью): Не будет никакого пердежа. Этот танец состоит из вариаций главного, образцового танца — танца живота.
РАССЕЛЛ (появляясь из-за куста): В одной очень заумной книге по антропологии, которую я прочитал уже в десять лет, говорится, что танец живота требует недюжинного, строжайшего самообладания и потому его мог изобрести только мужчина.
ИМБИРЕК: Расселл, раз уж ты вернулся, сбегай, пожалуйста, внутрь и поставь пластинку для танца живота.
РАССЕЛЛ: С легкостью, я все равно туда направлялся. Пора замачивать моего кальмара.
Он берет сумку с продуктами и входит внутрь.
ИМБИРЕК: Танец живота — фактически вершина артистического выражения: это искусство, сведенное к своей сущности…
ЧЕЛ: …сексу.
ИМБИРЕК: Я верю в нашу духовную близость. Я почувствовала это, как только заглянула в твое лицо сквозь пустоту. Твое лицо отражает твою внутреннюю сущность.
БОНДЖИ (появляясь из-за куста): Ага, одним словом — ебало.
ИМБИРЕК: Загляни в мое лицо — что ты там увидишь?
БОНДЖИ: Его уродскую харю.
ИМБИРЕК: Не бывает уродливых лиц — лишь уродливые души. Этот танец станет глубочайшим выражением моего самого потаенного «я», самой моей сущности.
Звучит музыка.
БОНДЖИ: А теперь, дамы и господа… (Имитируя фанфары.) …Жи-вот!
ИМБИРЕК исполняет танец живота, с душой и надрывом.
ЧЕЛ: Как раскачивается!
БОНДЖИ: Ага, на деревьях с макаками.
ЧЕЛ: Мы бы с ней поладили: я качаю, как бешеный.
БОНДЖИ: Ага, яйцами.
ЧЕЛ: У меня для тебя новость, малышка: я настоящий мужчина.
БОНДЖИ: В том-то вся и проблема. (Внимательно наблюдает, как танцует ИМБИРЕК.) Знаешь, не так уж и плохо для парня.
ЧЕЛ: Что значит «для парня»? Я тоже так могу.
Он танцует.
БОНДЖИ: Я тоже.
Она танцует.
Мой живот — всем животам живот. Это живот из животов! Вокруг пупка — татуировка змеи, и когда я по-настоящему завожусь, она шипит: ш-ш-ш-ш-ш! Я показала бы тебе в более непринужденной обстановке. У меня таланты, куда ни ткнись. (Наблюдает за ЧЕЛОМ, продолжая танцевать.) Извивайся, парень.
Он извивается.
Солнышко, если ты не солнышко, то сто процентов должен им стать!
ЧЕЛ: Ш-ш–ш-ш-ш!
БОНДЖИ: А ты заводной!
Они исполняют шимми, шейк и танец со змеями.
Ты и в постели так же справляешься?
ЧЕЛ: А ты думала, где я научился?
БОНДЖИ: Я — Блитцина, богиня молний! Я проношусь ослепительным зигзагом по небесам!
Она зигует своим загом.
Слышь, надо бы тебе как-нибудь посмотреть мой Танец Семи Полотенец: я срываю с себя седьмое, намыливаюсь и взбиваю пену, а потом хористки в шапочках для душа лупят меня за кулисами мокрыми тряпками. Затем идет модернистский танец с веером, который я заменяю электрическим вентилятором.
ЧЕЛ: А куда вставляешь вилку?
БОНДЖИ: У меня встроенный генератор. В торжественном финале я делаю короткое замыкание прямо у вас на глазах.
ЧЕЛ: Ты гонишь!
БОНДЖИ: А мне огромный кайф.
Они исполняют танец со змеями, шейк и шимми.
Богиня мечет могучую молнию, испепеляя все на своем пути.
Она заводит руку за спину, а затем, широко размахнувшись, выбрасывает ее вперед и толкает ЧЕЛА, который отлетает. ИМБИРЕК перестает танцевать и расстроенно озирается.
ИМБИРЕК: Расселл! Эти обыватели попирают ногами ИСКУССТВО!
Подходит ЦВЕТНОЙ ЧЕЛ.
ЦВЕТНОЙ ЧЕЛ: Непростительное оскорбление чувств, на которое я взираю с неописуемым презреньем и отвращением. Если позволите так выразиться, это был великолепный танец живота. Я большой знаток животов и, глядя вам в лицо, могу сказать, что живот у вас уникальный и весьма выдающийся.
ИМБИРЕК: Ну надо же! Это как раз про меня! Знаете, вы очень проницательны.
ЦВЕТНОЙ ЧЕЛ: Долгие годы профессиональных контактов. Дело в том, что я работаю агентом у исполнительниц танца живота и, пожалуй, мог бы что-нибудь для вас сделать.
ИМБИРЕК: Как интересно! Я всегда знала, что меня оценят.
ЦВЕТНОЙ ЧЕЛ: Может, пойдем ко мне на хату и досконально изучим ваш животик на досуге?
ИМБИРЕК: С удовольствием, если это не слишком вас затруднит.
ЦВЕТНОЙ ЧЕЛ: Могу взять с вас плату за осмотр, если вам станет легче. Пойдемте, обсудим по дороге.
Они уходят вдвоем, болтая на ходу.
ИМБИРЕК: А вы знаете известного режиссера Реджи Ронкони?
Их голоса постепенно затихают.
БЕЛЫЙ ЧЕЛ: Где я дал маху? Она же говорила, что у нас духовная близость! Смотрела на меня сквозь пустоту! (Страдальчески.) Так в чем же причина?
БОНДЖИ: А если я приглашу тебя к Расселлу на ужин? Тебе полегчает?
ЧЕЛ: Ну, хоть какое-то утешение. Там будет что-то особенное?
БОНДЖИ: Ага, какашка. Давай, пошли.
Она берет коричневый бумажный пакет, и они уходят внутрь. Полное затемнение, после чего прожектор освещает женщину средних лет, УЧИЛКУ.
УЧИЛКА: Ну что ж, я вижу, весь класс собрался. Надеюсь, вы все попали в нужную комнату. Это курс творческого домоводства, организованный Институтом брака и семьи, который возглавляет доктор Аба Газавес. Марлин, я вижу, вы проходите наш курс повторно. Это чудесно, дорогая, что вы так добросовестно относитесь к домоводству. Ведь каждая их вас, девушки, вероятно, станет в будущем американской домохозяйкой? Вот и славно.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Школьники отправляются на летнюю отработку, так это называлось в конце 70-х, начале 80-х, о ужас, уже прошлого века. Но вместо картошки, прополки и прочих сельских радостей попадают на розовые плантации, сбор цветков, которые станут розовым маслом. В этом антураже и происходит, такое, для каждого поколения неизбежное — первый поцелуй, танцы, влюбленности. Такое, казалось бы, одинаковое для всех, но все же всякий раз и для каждого в чем-то уникальное.
Кира живет одна, в небольшом южном городе, и спокойная жизнь, в которой — регулярные звонки взрослой дочери, забота о двух котах, и главное — неспешные ежедневные одинокие прогулки, совершенно ее устраивает. Но именно плавное течение новой жизни, с ее неторопливой свободой, которая позволяет Кире пристальнее вглядываться в окружающее, замечая все больше мелких подробностей, вдруг начинает менять все вокруг, возвращая и материализуя давным-давно забытое прошлое. Вернее, один его ужасный период, страшные вещи, что случились с маленькой Кирой в ее шестнадцать лет.
Книга вторая. Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.
Толпы зрителей собираются на трибунах. Начинается коррида. Но только вместо быка — плюющийся ядом мальчик, а вместо тореадора — инфантеро… 25 июня 1783 года маркиз де Сад написал жене: «Из-за вас я поверил в призраков, и теперь желают они воплотиться». «Я не хочу вынимать меча, ушедшего по самую рукоятку в детский затылок; рука так сильно сжала клинок, как будто слилась с ним и пальцы теперь стальные, а клинок трепещет, словно превратившись в плоть, проникшую в плоть чужую; огни погасли, повсюду лишь серый дым; сидя на лошади, я бью по косой, я наверху, ребенок внизу, я довожу его до изнеможения, хлещу в разные стороны, и в тот момент, когда ему удается уклониться, валю его наземь». Я писал эту книгу, вспоминая о потрясениях, которые испытал, читая подростком Пьера Гийота — «Эдем, Эдем, Эдем» и «Могилу для 500 000 солдат», а также «Кобру» Северо Сардуя… После этой книги я исчезну, раскрыв все карты (Эрве Гибер).
У безумного монаха Медарда, главного героя «Эликсиров сатаны» — романа, сделавшего Э.Т.А. Гофмана (1776—1822) европейской знаменитостью, есть озорная сестра — «Сестра Моника». На страницах анонимно изданной в 1815 году книги мелькают гнусные монахи, разбойники, рыцари, строгие учительницы, злокозненные трансвеститы, придворные дамы и дерзкие офицеры, бледные девственницы и порочные злодейки. Герои размышляют о принципах естественного права, вечном мире, предназначении женщин, физиологии мученичества, масонских тайнах… В этом причудливом гимне плотской любви готические ужасы под сладострастные стоны сливаются с изысканной эротикой, а просветительская сатира — под свист плетей — с возвышенными романтическими идеалами. «Задираются юбки, взлетают плетки, наказывают, кричат, стонут, мучают.
«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.
Без малого 20 лет Диана Кочубей де Богарнэ (1918–1989), дочь князя Евгения Кочубея, была спутницей Жоржа Батая. Она опубликовала лишь одну книгу «Ангелы с плетками» (1955). В этом «порочном» романе, который вышел в знаменитом издательстве Olympia Press и был запрещен цензурой, слышны отголоски текстов Батая. Июнь 1866 года. Юная Виктория приветствует Кеннета и Анджелу — родственников, которые возвращаются в Англию после долгого пребывания в Индии. Никто в усадьбе не подозревает, что новые друзья, которых девочка боготворит, решили открыть ей тайны любовных наслаждений.