Зарисовки ночной жизни - [66]

Это была радость от того, что он мог любоваться двумя телятами Пятнухи. Пятнуха тоже стала крепкой взрослой коровой с кольцом в ноздрях, работавшей в поле. Недавно она родила двух теляток, которые не отходили от матери ни на шаг. Умма прекрасно знал, что это его потомство. И даже во время работы, волоча свою тяжелую соху, его глаза были устремлены вдаль, где на поле резвились два маленьких теленка. Это зрелище облегчало ему каждодневный изнурительный труд. И в то же время он переживал за них: «Что можно сделать, чтобы их участь была более счастливой, чем наша?» Однако никакого подходящего решения в голову не приходило.

В конце концов, и он, так же как и его мать-корова в свое время, мог всего лишь сказать: «Людей лучше не выводить из себя. Будете хорошо слушаться, жить будет спокойнее…» — и эта беспомощность его сильно расстраивала…

Однако житье семейства Пхаттори было далеко не столь благополучным, чтобы учитывать все пожелания Уммы. С намерением выручить деньги на обучение в Сеульском университете старшего сына решено было продать Умму торговцам говядиной. И вот в один из дней утром Умме довелось отведать на завтрак что-то небывало вкусное. Все домочадцы семейства Пхаттори с печальными лицами по очереди заходили в коровник, поглаживали его по спине и похлопывали по морде. А младший Пхаттори так и вообще не выходил из коровника вплоть до того, как приехал грузовик перекупщиков. Умма без всякой задней мысли взошел в грузовик и покинул деревню Хванчхон. В машине были и другие коровы, по всей видимости, взятые в других деревнях. Из кузова Умма увидел резвящихся на лужайке телят Пятнухи.

Тут он стал догадываться, что навсегда оставляет родную деревню. Он хотел выпрыгнуть из машины, однако она ехала так быстро, что можно было едва удержаться на ногах. Он только и смог, что издать продолжительное мычание в сторону Пятнухи с телятами. Но, видно, они его не услышали, так как ответа не последовало.

— Проголодался? Ну вот тебе, лопай от пуза!

Когда после нескольких дней голодания у Уммы уже подкашивались от слабости ноги, мужик с налитыми кровью глазами поставил перед ним кормушку с едой. От жуткого голода Умма уже не помнил ни о родной деревне, ни о Пятнухе.

В голове кроме мыслей о еде ничего не было. Поэтому он готов был молиться как на Бога на этого красноглазого мужика, что накормил его. Умма зарылся мордой в сено и отчаянно задвигал челюстями. По вкусу оно было каким-то горьким и ни шло ни в какое сравнение с тем, что он ел дома, в семействе Пхаттори, однако в животе все урчало от голода, будто говоря, мол, нечего привередничать, давай, глотай скорее хоть что-то… Умма опустошил кормушку в мгновение ока, и мужик подвел его к поилке. Это действительно была какая-то странная еда, от которой он испытывал жуткую жажду. Умма напился так, что готов был лопнуть. Немного погодя Умму окружили угрожающего вида мужики с дубинками в руках. И даже не дав опомниться до ужаса испугавшемуся Умме, начали без разбору, с силой опускать свои дубины на тело несчастного загнанного зверя.

— Тебе, конечно, не повезло, но ведь и нам заработать малость надо… Только так вода по всему телу ровно разойдется…

Подзадоривая друг друга и нисколько не обращая внимания на вопли Уммы, мужики продолжали работать дубинками.

Стоило им уйти, как Умма потерял сознание и свалился на землю. Все его тело посинело и опухло, оно казалось почти вдвое больше обычного.

На следующий день в опухших от ударов, почти не открывающихся глазах Уммы отразился вид скотобойни, с грохочущими туда-сюда железными прутьями и пропитавшим все кругом отвратительным запахом крови. Умма тихо закрыл глаза. У него больше не осталось сил сопротивляться. Он только жалобно тихонько промычал: «Вроде бы и не сердил никого…»

Перед его закрытыми глазами промелькнули резвящиеся телята на поле перед родной деревней. И то всего на какое-то мгновение. Вместе с последним ударом, обрушившимся на его голову, эти воспоминания тоже исчезли. А через некоторое время тело Уммы разделали на части.

Несколько дней спустя в каком-то ресторане один из посетителей, поедающий пульгоги[49], с недовольным видом проворчал:

— Ну и ну! Не мясо, а подошва! Не прожуешь!

МАЛЫШ-СКОЛЬЗЫШ

Скользыш — симпатичное маленькое белое мыльце. Место рождения, само собой разумеется, — мыловаренный завод. Вложив всю душу, люди из разных составляющих произвели на свет малыша-скользыша и подобных ему.

Выпрыгнув из заливочной формы, в которой мыло остужают, Скользыш начал разглядывать свое маленькое белое красивое тело.

— Кто мы?

— И вправду, кто же мы такие?

Вслед за Скользышом и другие мыльца, выпрыгнувшие из охладительных форм, тоже с любопытством стали оглядываться.

— Кто мы, что люди с такой любовью сделали нас?

Когда Скользыш переспросил еще раз, откуда-то раздалось:

— Мы — мыло!

Оглянувшись на голос, Скользыш увидел, что это проговорило ужасно большое, некрасивое мыло.

— Что значит «мыло»? — спросил Скользыш.

— Нас называют мылом. Мы появились на этот свет, чтобы начисто смывать грязь.

— Вы-то, быть может, и мыло, а я, видимо, нет. Ведь вы такой большой, желтый и некрасивый, а я такой маленький, белый и симпатичный?