Зарисовки ночной жизни - [65]

В такие моменты его либо прогоняли пострадавшие, пылающие праведным гневом люди, либо же братья Пхаттори громкими криками загоняли его обратно в коровник. Там мать-корова с тревогой терлась о морду Уммы и говорила:

— Не следует выводить из себя людей. Будешь послушным, тебе же будет проще жить.

А чему еще могла научить его мать?

Умме уже давно приелись эти назидания, поэтому, только увидев, что мать собирается его в очередной раз наставлять, первым выпаливал: «Будешь слушаться, будет легче жить!» — или же, изображая ужасно голодного, делал вид, что со смаком сосет мамкино вымя, в котором уже и молока-то не было. И у матери сразу же становилось легче на душе, она думала, что они с Уммой самые счастливые на этом свете.

Однако однажды утром раннего лета, когда ало поспевала клубника и в разгаре шел обмолот ячменя, у Уммы случилось горе. В тот день мать-корова была запряжена в соху и пахала на заливном рисовом поле семьи Пхаттори, что находилось недалеко от шоссейной дороги, а Умма щипал траву у обочины. Наевшись досыта, он заскучал и не торопясь побрел по ровной, уходящей вдаль дороге, чего как раз и не надо было делать. Приехавшая на соседнее клубничное поле легковушка, заметив бредущего посреди дороги бычка, принялась ради потехи преследовать его. Умма развернулся обратно и со всех ног стал удирать. Он не сообразил сбежать на обочину и, чтобы избежать столкновения с машиной, которая, казалось, вот-вот влепится ему в зад, прыгал из стороны в сторону. Сидящие в машине подвыпившие мужики с азартными криками гнались за ним, а Умма что есть духу несся по дороге, издавая жалобное мычание. Это-то и увидела бедная мать!

Разве теперь до пахоты!

Когда отец Пхаттори опомнился, было поздно: мать-корова, как была запряженная в тяжелую соху, уже летела по направлению к дороге и, всем своим телом преградив путь машине, рухнула на месте, ударившись о бампер.

Ту ночь Умма, жалостно мыча, первый раз провел в коровнике в полном одиночестве. Утром до него донесся до этого ему совершенно неизведанный отвратительный запах. И ему было невдомек, что это запах вареного мяса его родной матери…

— Ты куда? — спросила у него Пятнуха, подходя к нему сбоку.

— Куда-куда, на ручей, куда еще… — ответил Умма.

Гнавший Умму Пхаттори шепнул что-то на ухо ведшему пятнистую корову Соки, однако и Умма, и Пятнуха так были рады тому, что и сегодня они могут быть вместе, что не обратили на это внимания. Пятнуха была молоденькой телочкой из хозяйства Соки, появившейся на свет на пять лет позже Уммы. По сравнению с Уммой, у которого уже наметились рога, Пятнуха была хрупкой и выглядела совсем незрело, но с Уммой они были не разлей вода. Если в солнечный денек на лужайке у ручья паслись две молодые коровы, дружно жующие траву, можно было не сомневаться, это Умма с Пятнухой снова устроили свидание.

Вот и сегодня они думали, что хозяева как всегда приведут их на ручей, однако когда они дошли до восточного выхода, младший Пхаттори отвел Умму под дзелькву. Там собрались старшие селяне, включая деда и отца Пхаттори. А Соки тем временем повел Пятнуху сразу на ручей.

— Что это они сегодня? — замычала Пятнуха.

— Да отведут, поди, и меня скоро… Иди первая! — ответил Умма.

— Приходи скорее! — обернувшись, промычала Пятнуха.

У Уммы появилось дурное предчувствие. Увидев, как старики под руководством деда Пхаттори повсюду вколачивали столбы и готовили железные прутья, Умма не на шутку струхнул. Он начал мычать, взбрыкивать копытами и хотел отвязать веревку, которой его привязали к дереву, пытаясь сбежать.

Тогда к нему подошел Пхаттори и, поглаживая по спине, стал уговаривать:

— Ты сегодня взрослым быком станешь, вырос, говорю!

Через некоторое время все его четыре ноги привязали к четырем столбам, проткнули ноздри и вставили туда ноздревое кольцо. Все это время Умма несколько раз исходил пеной, а затем потерял сознание.

Придя в себя, он обнаружил, что находится на берегу ручья. Пятнуха издалека смотрела в его сторону как-то не очень приветливо. Умма обрадовался ей и хотел заговорить, но Пятнуха с печальным выражением на морде отошла от него в сторону. Только теперь Умма понял, что у него в ноздри продето кольцо; его охватил гнев, он помчался к ручью и взглянул на свое отражение в воде. О! Вот и наступил конец вольной жизни! Подошло время и Умме теперь таскать за собой тяжелую соху и вспахивать рисовое поле. Он весь будет заляпан грязью, и клещи, присосавшись к нему, будут пить его кровушку. Пришла пора, когда поздним вечером он будет, еле передвигая ноги, приходить в коровник, укладывать спать свое усталое тело, а на рассвете вновь вставать и выходить в поле на работу. Закончилось то счастливое время, когда он в свое удовольствие гулял и щипал траву вместе с Пятнухой, забавляясь и дурачась.

Прошло несколько лет. Умма превратился в полноценного здорового крепкого быка, привыкшего к полевой работе. У него не осталось никаких мыслей, кроме как поесть, поспать и поработать. Он начисто забыл все, что было в детстве. Но, несмотря на это, у него появилась новая причина быть в хорошем настроении.