Зарисовки ночной жизни - [64]

Вылезшая из комода женщина была ровесницей Хегён, очень даже миловидная, однако ж вид ее был весьма убог: на ней был перепачканный в грязи ханбок из конопляного холста. Женщина легкими шагами подошла к трясущейся от страха Хегён, мягко взяла ее за руку и, слегка улыбаясь уголками губ, проговорила:

— Я дух женщины, умершей сто пятьдесят лет назад, но прошу вас, не бойтесь меня! Этот комод — мое приданое к свадьбе, которое приготовили мои родители. Вы — женщина, и поймете, как любимы и дороги те вещи, которые мы забираем в новую семью из своего родного дома, потому что они содержат в себе все мечты и ожидания молодой девушки, выходящей замуж, а также все родительское тепло и любовь. Вот из-за этой привязанности я ничего не могу с собой поделать и даже после смерти следую за этим комодом. Кстати, прошу вас, выслушайте историю моей супружеской жизни! Тогда все так жили. На рассвете с первыми петухами надо было встать и наносить воды, приготовить риса на все большое семейство, днем — работа в поле, а вечером садишься ткать… Так что побыть с любимым мужем и детьми времени почти и не оставалось — только мельком, когда уже надо ложиться спать. И все же я была счастлива. Муж, бывало, обнимет крепко-крепко и спросит: «Устала, родная?», от этих слов вся усталость длинного дня улетучивалась без остатка. Вы тоже попробуйте поработать до ломоты в ногах! Любовь только у тех супругов бывает, кто работает не покладая рук. Не играйте вы в эти дурацкие карты! Вы не представляете, как плакал муж, когда я потеряла много крови при третьих родах и умерла…

Когда муж вернулся из командировки, он обнаружил, что Хегён, уволив домработницу, усердно занимается домашними делами!

РАССКАЗ ОБ УММЕ

Как-то поздней осенью, ночью, в деревне Хванчхон родился бычок.

В тот вечер жители деревеньки как обычно, рано поужинав, легли спать, однако заснуть им не удалось из-за мычания коров, которые в ту ночь, будто сговорившись, по очереди издавали протяжное «Му-у-у-у!». Это было мычание в знак поддержки. Услышав стоны телившейся коровы, все остальные, то из одного, то из другого дома, решили поддержать своим мычанием рожающую в муках мать: «Мужайся!» Однако у деревенских жителей в ту и без того небывало темную ночь с леденящим ветром это непрекращающееся мычание вызывало беспокойство и смятение, сея в душе тревогу…

— Видать, еще тот крепыш народится!

— А может, и вообще двойня?

— Ну, теперь дом Пхаттори разбогатеет! Ежели обе вновь народившиеся окажутся телками!

Так перешептывались под одеялами соседи Пхаттори.

Однако появился на свет всего лишь бычок. Лица деда и отца, выходящих из коровника, после того как они наведались посмотреть, что и как, особой радости не выражали. Телочки ценились дороже благодаря тому, что могли народить потомство. И только бабушка пожурила:

— И чего вы цыкаете? Так глядишь, и беду накликать можно. Что есть, тому и радоваться надо, а то и того не будет… Что, по-вашему, бычок уже и не скот?

И, проворно налив в плошку чистой предрассветной воды из колодца, водрузила ее на маленький столик у входа в коровник, села на корточки и начала молиться трем духам, отвечавшим за продолжение потомства.

Братьям Пхаттори жуть как хотелось посмотреть на вновь народившегося бычка, но из-за наказа старших дождаться завтрашнего дня пришлось погасить этот порыв, и они, сидя на деревянном полу, придумывали имя новому члену семьи. Младший Пхаттори, слушая жалостное мычание, доносившееся из коровника, воскликнул:

— Вишь, че говорит-то — Умма! Мычит, что зовут его Уммой… Слышали? Вот только что сам себя так и назвал!

Так и стал теленок Уммой.

В коровнике мать тщательно облизывала все тело бычка. Корова вкладывала всю свою любовь в этот процесс: там, где она ласково проводила шершавым языком, нежный пушок под светом керосинки блестел как шелк. После того как мать всего его вылизала, Умма попытался встать, упершись четырьмя тонюсенькими, еще не окрепшими ножками в землю. Однако ж ему еще не хватало силенок, и он беспомощно оседал обратно. Мать-корова, глядя на то, как сразу после рождения он пытается встать на ноги, с гордостью наблюдала за ним полуприкрытыми глазами. В то же самое время она не могла поверить, что из ее тела, с вечно налипшей грязью и постоянно сидящими назойливыми мухами, с продырявленными ноздрями, в которые продето ильмовое кольцо, могло народиться такое чистое и прелестное дитя! Появление на свет Уммы стало очень радостным событием в ее жизни, он был для нее самой большой гордостью, ее бесценным сокровищем.

Она думала, что в будущем он, конечно же, станет замечательным быком, и поэтому решила для себя, что надо приложить все усилия, чтобы поставить его на ноги. Однако она не знала, что значит большое будущее для бычка и что значит воспитать его как полагается…

С наступлением весны, когда зазеленели колосья ячменя, Умма все больше стал походить на взрослого бычка. Он к тому же был необыкновенным забиякой: тихонько подойдет к ничего не подозревающим курицам, клюющим корм, да как замычит и копытами притопнет, так что вся птица с перепугу в разные стороны разбегается; или же разбросает весь рис-сырец, приготовленный для посева, что рассыпали на соломенные циновки сушиться на солнце проворные односельчане; а бывает, втихушку улизнет из коровника — и вприпрыжку на берег ручья, где забавляется себе с галькой.