Запретное кино - [4]

Клавдия сидела в кабинете, тупо глядя в стену. И не слушала Калашникову, которая делилась своими открытиями в походах по глобальной компьютерной сети.

Ирина намеренно болтала без умолку. С некоторых пор разговоры об Интернете стали у двух женщин излюбленной темой, как когда-то мода и кулинария. Она видела, что ее наставница явно не в себе, и пыталась ее честно отвлечь.

— Я знаю, Клавдия Васильевна, что вы не любите сексуальные темы, но я нашла очень смешной сайтик. Называется «Что мы хотели бы знать о сексе, но всегда стеснялись спросить». Какого-то Вуди Аллена страничка. Я прохохотала всю ночь напролет. Вот это секс!

— НТВ, — сказала Клавдия вдруг.

— Что НТВ? — Калашникова решила, что Клавдия просто ответила невпопад.

— Часто его картины крутит. Это известный американский режиссер. У него и фильм такой есть. Мне нравится.

— Да? — Ирина была крайне удивлена. — А я думала, что вы меня не слушаете…

— Прости, не слушала, — согласилась Клавдия.

— А что случилось? — спросила Ирина.

— Ничего не случилось. Морок какой-то, пройдет.

За это время она успела не один раз прокрутить в голове все обстоятельства дела, но причин своей неудовлетворенности найти не могла. Все было завязано в тесный, логичный, тугой клубок. Никаких дыр и сомнений. Это немного успокоило.

— Ты дело Сафонова читала? — спросила Клавдия.

Ирина почему-то ответила не сразу.

— А давайте чаю выпьем, Клавдия Васильевна, — сказала она после паузы.

— Давай, — немного удивилась Клавдия. Неужели Малютов уже успел через голову Дежкиной предложить это дело Ирине?

Калашникова шустро организовала чайную церемонию и уже раскрыла было рот, чтобы ответить на Клавдин вопрос, как в кабинет робко заглянул Порогин.

— О, Игорек, — слишком восторженно приветствовала его Калашникова. — Чаю? Пирожков? — и бросилась к чайнику.

Порогин, когда-то бывший таким же стажером у Клавдии, а теперь самостоятельно бороздивший моря и океаны следовательской работы, обрадовался искренне Сыновний синдром в нем никак не исчезал. Даже по всякому пустяковому делу он шел советоваться к Клавдии. Но в последнее время появилась и еще одна причина его частого появления в кабинете Дежкиной. И эта причина сейчас наливала Порогину чай в большую чашку.

— С чем пожаловал, Игорь? — спросила Клавдия.

— Чапай меня в Швейцарию посылает.

— Куда? — хором переспросили обе женщины.

— В Швейцарию, — неумело скрывая довольную улыбку, сказал Порогин.

— Ого, так ты у нас на международный уровень выходишь? — восхитилась Клавдия. — Это по делу Сосновского?

— Ну. А я французского языка не знаю.

— Главное, Игорек, знать по-французски одну фразу: шерше ля фам, — сказала игриво Калашникова. — Тем более что тамошний генпрокурор — женщина.

— Еще мерси, бонжур, силь ву пле, пардон и чао, бамбино, сорри, — пожал плечами Порогин.

— Вот, а ты скромничаешь! — улыбнулась Калашникова. — Да с таким джентльменским набором тебе все женские сердца открыты.

— Молодец, — сказала Клавдия, — я, правда за тебя очень рада. Когда отправляешься?

— Завтра. Вот, можно сказать, пришел попрощаться.

— Привези мне сыру, — нахально попросила Калашникова. — Или нет, лучше — часы.

Игорь невольно громко сглотнул.

— А вам, Клавдия Васильевна?

— Тебе суточных много выдали? — иронично сказала Клавдия. — Смотри там, с голоду не помри.

Потом они пили чай, тщетно пытаясь вспомнить, чем еще знаменита Швейцария и что оттуда можно привезти. Но больше ничего не вспомнили.

— Ну так что по поводу Сафонова? — спросила Клавдия, когда Игорек ушел, поцеловав обеих — одну уважительно, другую робко.

— Я думала, вы забыли, — неохотно отозвалась Ирина. — Честно?

— Честно, конечно, — настороженно ответила Дежкина.

— Мне кажется, Клавдия Васильевна, что вы — только не обижайтесь — неверную версию разрабатываете.

Клавдия почти минуту молчала. Уже давно Калашникова не рубила, что называется, правду-матку в глаза. Уже намного осторожнее была в суждениях и выводах и вдруг — на тебе.

— Интересно, — осипшим голосом проговорила Клавдия. — Я, правда сказать, пока еще ни на одной версии не остановилась.

— Ну как же! Вы считаете, что это была месть.

— Ну, Ириша, это даже не версия… Это одно из предположений. Согласись, об ограблении говорить не приходится. Грабителям не до показательных казней. Запугивать некого — у Сафонова не было хотя бы приблизительного круга знакомых. Националистические мотивы? Вряд ли. Не еврей, не кавказец, не знаю, была ли у него вообще национальность — фигура-то никакая. Маньяк? Тоже сомнительно. Ничего подобного по всем самым давним сводкам. И ничего подобного потом. Заказное убийство? Так это вообще смешно, если есть что-то смешное в убийстве. Но отпечатков пальцев, следов — полно. Дилетанты…

— Дилетанты?

— Скорее всего.

— Или косили под дилетантов.

— Тогда бы мы их пальчики хоть где-то встретили. Просто садисты? Изверги? Не совсем уверена, но, скорее всего, нет.

— Почему?

— Потому что тупые они. Потому что в первый раз, скорее всего. Отсюда двойная казнь — избить палками до полусмерти, а потом повесить — почти исключается Тут, понимаешь, какой-то план был. Какая-то задумка. Надо было именно сначала палками, а потом повесить.