Заповедь - [8]

А песня плыла по горам. Девичий голос выводил гордые слова о тех, кто погиб, но не покорился врагу...

Слышна была песня и на дороге, по которой двигались две арбы. В первой находились Дзамболат, его жена Хадизат да дремавшие на соломе близнецы — тринадцатилетние Урузмаг и Шамиль, во второй — остальные шестеро сыновей. Дзамболат натянул поводья, высунул голову из-под навеса арбы, прислушался к песне, окинул взором окрестность. Приподняв свое грузное тело, он спрыгнул на землю. И тотчас же пятый сын Дзамболата Мурат, резко оттолкнувшись, выскочил из арбы и приземлился метрах в пяти от нее. Ноги в матерчатых ноговицах-дзабыртах заскользили по склону, но парень удержался и, задорно глянув на братьев, махнул рукой, приглашая их посостязаться. Это была придуманная им игра, и, как ни старались братья, никому, даже самому старшему, Умару, не удавалось прыгнуть дальше Мурата. Невольно залюбовавшись ладной фигурой сына, в которой чувствовались ловкость и сила, Дзамболат усмехнулся:

— Джигит!..

Оставаясь в арбе, Хадизат из-под низко надвинутого на глаза платка наблюдала, как сыновья разминали затекшие от долгого сидения ноги. Дзамболат сурово посмотрел по сторонам. Потом он молча указал сыновьям на едва виднеющуюся колею дороги, которая вела в глубь гор, и ткнул пальцем в точку на скалах.

— Вижу! — радостно вскрикнул Мурат. — Сторожевая башня!

Отец согласно кивнул сыну и сказал:

— Туда мы и поедем...

— Ты уже бывал здесь? — спросил Умар.

— Нет, — отец отрицательно покачал головой и пожал плечами. — Надо же где-то остановиться... Попытаем счастья здесь, — и торопливо направился к арбе...

Старики, заметив приближавшиеся к Хохкау арбы, стали гадать, кто бы это мог быть. Арбы остановились, не доезжая до аула, возле неглубокого оврага. Это не вызвало удивления ни у Асланбека, ни у других горцев: гости хотят привести в порядок свою одежду — стряхнуть пыль, почистить сапоги, поправить ремни, — чтобы въехать в аул во всем блеске, молодцевато, со сверкающими газырями и ножнами кинжалов. Соскочив с арб, приезжие разбрелись по обочине дороги. Один из них медленно прошелся по краю обрыва, приставив ладони козырьком к глазам, внимательно оглядел маленькую каменистую площадку, примостившуюся по ту сторону оврага. Повернувшись к своим спутникам, позвал их. Все столпились у оврага, стали что-то высматривать в нем.

На нихасе умолкли и терпеливо дожидались дальнейших событий. Люди увидели, как тот, что первым подошел к оврагу, спустился в него, затем махнул рукой. От толпы отделился еще один и последовал за первым. Через минуту они показались на противоположном склоне оврага. Идущий впереди поднимался по узкой тропинке тяжело, держась за бока, что выдавало в нем пожилого горца. Второй, напротив, казалось, не замечал подъема — шел легко и быстро и почти догнал пожилого. Они поднялись на площадку и обошли ее вдоль и поперек, считая шаги и переговариваясь. И это уже было непонятно.

— Что они там нашли? — ни к кому не обращаясь, спросил нетерпеливый Хамат Кетоев.

— У кого спрашиваешь? У нас или у бога? — ехидно посмотрел на брата Иналык. — Бог знает, да не скажет. Мы бы сказали, да не знаем...

Горцы, напрягая зрение, следили за непонятными действиями приезжих, стараясь не упустить ни одной детали.

Тем временем двое незнакомцев, запрокинув головы, стали исследовать скалу, круто подымающуюся от площадки ввысь. Посоветовавшись, они возвратились к арбам, и тот из них, что помоложе, отпряг лошадь и ловко вскочил на нее. Пожилой показал ему рукой в сторону реки. Всадник пришпорил коня и поехал вдоль берега, то и дело останавливаясь и всматриваясь в реку. Там, где она делала крутой поворот, он наклонился с коня к земле, что-то поднял и, держа ладонь на весу так, чтобы не рассыпать поднятое, галопом возвратился к арбам.

— На гостей они не похожи, — покачал головой Асланбек.

Никто ему не ответил. Смутное беспокойство овладело всеми — очень уж странно вели себя приезжие.

Подъехав к пожилому, всадник спрыгнул на землю и показал ладонь. Их окружили. По знаку старшего все пошли к арбам и стали распрягать лошадей. Затем, достав из арб черкески, встряхивали их, хлопали шапками по коленям, выбивая пыль и соломинки, одевались, подпоясывались кинжалами...

Горцам на нихасе стало ясно, что незнакомцы прибыли не навестить родных, — гости не стали бы, не въехав в аул, распрягать коней. И теперь каждый терялся в догадках, кто бы это мог быть. Высказывать же вслух свои предположения, выдавать свое любопытство — не дело мужчины; и все молчали, притворяясь спокойными и безразличными. И зачем спешить и болтать попусту?! Вот доберутся они сюда, и все станет ясно: кто они, к кому и зачем приехали. А пока надо повести неторопливый разговор о чем-нибудь другом. Самая подходящая сейчас тема — предстоящая свадьба. Асланбек отвел взор от арб и неторопливо произнес:

— Ирбек — хороший горец. Степенный, услужливый, старость почитает.

— Настоящий джигит! — поддержал Иналык...

Все согласно закивали головами. Да если бы у кого-нибудь и было другое мнение об Ирбеке, он не посмел бы возразить Асланбеку, который, несмотря на то что прожил на свете сто пять лет, все еще был крепок и опирался на палку скорее для напоминания другим о своем возрасте, а мудростью походил на нарта Урузмага.