Записки старшеклассницы - [24]
— Какое его дело — маникюр?! Она знала физику…
— Мы девушки, а не первоклашки…
Сенька послушал-послушал и сказал:
— Какие вы девушки? Обычные клуши: ко-ко-ко — и весь разговор!
И тут Люба его поддержала, не говоря уже обо мне, а Вера усмехалась, но сохраняла нейтралитет.
Мне интереснее всего была реакция Галки, она ведь обожает всё «возглавлять»; но тут она решила состорожничать, она всегда на стороне учителей.
А Мар-Влада, узнав о нашем «происшествии», только посмеялась. Она сказала, что вполне понимает Николая Степановича, ее тоже раздражают накрашенные девчонки.
Мама говорит, что я неблагодарна: природа меня не обделила, а быть гениями женщинам не дано, вполне достаточно, если из меня выйдет честный специалист, добрая жена и хорошая мать, но в последнем она не уверена: «Ты все делаешь тяп-ляп, и твой ребенок будет грязный и заброшенный».
Сколько интереснейших людей оказалось в нашем классе! Геннадий своими речами точно плотину прорвал. Он сказал, что в мире нет бездарных людей, что каждый человек для чего-то предназначен от рождения, важно только свой талант угадать. И теперь у нас все себя угадывают. И вот выяснилось, что ленивый Сидоров сказочно готовит и мечтал стать поваром, если бы не родители. Мы ему не поверили, тогда он на пари принес три торта своего изготовления. Каждому досталось по кусочку величиной со спичечную коробку. Не говоря уже о неземном вкусе, невозможно было догадаться, из чего он это сотворил. Татка высказала предположение, что у них дома есть дореволюционные кулинарные книги, в частности знаменитая Молоховец. А Сидоров кокетливо передернул плечами с таким видом, что она до него и не доросла, эта Молоховец. Кто бы мог подумать?! И он предложил в моей «Полемической газете» вести гастрономический отдел типа «Знаете ли вы…». Смешно! Мы так давно вместе учились, в походах бывали, в колхозе, а я считала, что, кроме томной глупости, в нем ничего нет. Он всегда красовался, как петух. Маришкина торжествует: она давно в него влюблена. Я всячески ее высмеивала, а оказалось, что она лучше разбирается в людях.
И еще новость: Галка созналась вдруг, что любит вязать. Это она, с ее властолюбием! Она может скопировать любой узор, хотя никогда не училась. Мы с ней даже стали нормально разговаривать. Она показала, как вязать крючком воротнички к форме. Мне ее воротнички давно нравились, но я была уверена, что ей все мать делает. Интересно, что с таким талантом она тем не менее решила поступать в институт химической технологии. Она считает, что специальность выбирают не по интересу, а по здравому смыслу. Я сказала, что это все равно что выходить замуж без любви: мол, потом притерпишься. А она снисходительно усмехнулась: она всерьез убеждена, что взрослее и умнее меня. Интересно, кто ее родители? О них она всегда молчит, точно сама себя родила сразу такой вредной крысой.
Он сильно прихрамывал и держал под руку какую-то девицу. Она была толстенькая, и ей не шла короткая юбка, и прическа у нее была неинтересная — крашеные белые волосы торчали как попало из-под кроличьей шапки-ушанки…
Они молчали, но любому даже сзади было понятно, что это влюбленные, настоящие, о которых в книгах пишут. Они поглядывали друг на друга, улыбались, хотя нос у нее курносый, как у поросенка.
Мы специально их не обгоняли, шли сзади, и я трещала о литературе, о стихах, а Вера о выставках, о модах. Вдруг мне уголек попал в глаз. Сразу потекло не только из глаза, но и из носа, а платка у меня никогда нет — я их теряю, — пришлось прикладывать к лицу руку.
И в этот драматический момент, по закону максимальной подлости, он оглянулся, поздоровался, а его девица сразу подошла:
— Дай посмотрю!
И он с гордостью добавил:
— Не бойся, она медсестра!
Так сказал, точно это самая знатная профессия. Она даже смутилась, потом быстро вынула у меня соринку. При ближайшем рассмотрении медсестра оказалась очень милой, уютной, как старинный самовар…
Наверное, влюбленные пары вызывают у меня откровенную зависть, что я все язвлю. Я вспоминаю, что и я так ходила в прошлом году с Сорокой, но тогда я не знала о его отношении, не настроилась как следует и сама, мы только гуляли, а могли тоже быть влюбленной парой…
Она мне всегда очень нравилась. Высокая, широкоплечая, узкая в бедрах, она выглядела совсем молодой в синем тренировочном костюме, хотя была старше мамы.
Я любовалась на занятиях и ее фигурой, и загорелым до красноты лицом, и золотистыми, низко растущими над бровями волосами, туго стянутыми в огромный узел на затылке. Он был так велик, что она откидывала голову назад при ходьбе, и на ее шее тогда проступали жилы. Двигалась она размашисто, резко, и когда требовалась мужская сила, чаще обращались к ней, чем к Владимиру Ивановичу. Она и шкаф легко могла передвинуть, и, положив три резиновых мата на плечо, легко взлететь на четвертый этаж; она единственная из наших учителей никогда не передыхала на площадках, поднимаясь наверх.
