Записки Обыкновенной Говорящей Лошади - [7]

Но не только в кино мы веселились, смеялись и радовались… Во всех клубах, домах культуры и парках типа Сада Баумана или ЦПКиО (Центрального парка культуры и отдыха) появились массовики-затейники, которые учили москвичей разным веселым играм и пляскам. (Позднее эти игры-пляски остряки назвали «два притопа – три прихлопа».)

Более того, в 1930-х разрешили танцевать западные танцы – фокстрот, танго и чарльстон. И даже временно перестали бороться с джазом.

Заметим в скобках: в фашистской Германии джаз, фокстроты и прочие негритянские непотребства в конце 1930-х были запрещены…

Апофеозом 1930-х стала сталинская Конституция. Но Конституция касалась не одной только Москвы, а всего Союза. Поэтому не стану говорить о ней. Перейду сразу к 1940-м, военным, годам.

Как сказал поэт: «Сороковые, роковые, / Свинцовые, пороховые… / Война гуляет по России / А мы такие молодые!»

В самые драматические месяцы сороковых-роковых, в сентябре – октябре 1941 года, меня в Москве не было. 16 октября, когда гитлеровские генералы уже разглядывали через свои цейсовские бинокли Кремль, я колесила по России.

Теперь, на старости лет, читаю иногда, что Москву несправедливо объявили городом-героем. Мол, этой чести она не заслужила. В самые тяжелые дни москвичи бросились бежать, вместо того чтобы защищать столицу. Пишут подобное вполне уважаемые люди, например Даниил Гранин. Я с этими людьми в корне не согласна. В октябре 1941-го, когда из Москвы народ бежал или, как тогда уничижительно говорили, «драпал», многомиллионный город был совершенно беззащитен; гитлеровские армии стояли фактически уже не на подступах к Москве, а в самой столице, в Химках.

Что могли сделать безоружные москвичи, оказавшись лицом к лицу с вооруженным до зубов нацистским вермахтом? Выйти на улицу, соорудить баррикады и хором спеть старую революционную песню: «И все умрем за это»?

Особая статья – товарищи начальники: вместо того чтобы подумать о детях и стариках, они 16 октября возглавили драп, благо в их руках находился транспорт в виде эмок и грузовиков. По свидетельству Георгия Мирского[2], эти самые эмки 16 октября неслись по пустым улицам Москвы с начальственными семьями внутри и с тюками на крыше, увозя их владельцев подальше от Москвы. Но к рядовым москвичам это не имело отношения.

А с тех самых пор, как свежие сибирские дивизии отбросили немецкие танки от Москвы, или с тех пор, как нацистский фюрер поменял планы и повернул свои главные силы к Волге, – существуют разные версии событий осени 1941 года – с тех самых пор Москва показала и свою стойкость, и свое мужество.

Я была в Москве проездом весной 1942-го и ужаснулась тому, как тяжело выживала вернувшаяся из эвакуации мама, а осенью того же года приехала домой насовсем и разделила с другими москвичами их заботы и тяготы.

Скажу коротко: Москва была темная, холодная, полуголодная и нищая. И притом все функционировало: переполненные трамваи бегали по своим маршрутам, карточки выдавались вовремя, заводы работали, почтальоны разносили треугольнички без марок – письма с фронта, а в амбулаториях (поликлиниках) старички-врачи – молодых медиков мобилизовали – исправно лечили больных. Даже милиция в Москве была в ту пору дружелюбной и заботливой. Знаю это не понаслышке; я трудилась в ТАССе, засиживалась часто допоздна и тогда имела дело с ночными, иногда милицейскими, а не военными патрулями…

И день в день, час в час выходили в Москве газеты, которые читали тогда так, как не читали никогда раньше. В «Красной звезде» все четыре года войны ежедневно печатались статьи Ильи Эренбурга. Гениальные статьи. И люди им верили. Недаром в списке врагов Гитлера и его рейха первым стоял Эренбург. Врагом номер 1 был не Сталин и, уж конечно, не диктор Левитан, как нам сообщили в 2015 году наши СМИ, а Илья Эренбург.

Но вот война закончилась. Мы победили! Ах, как люди ждали этого дня. Казалось, стоит снять с окон черные бумажные шторы (светомаскировку) и начнется новая, счастливая жизнь. Впрочем, «на свете счастья нет, но есть покой и воля».

Но о каких покое, воле, счастье можно было говорить при Сталине?

В самом конце жизни я, по-моему, поняла преступную логику Сталина, а стало быть, его планы по устройству послевоенного мира.

В итоге войны он вернул себе то, что захватил в период пакта Риббентропа – Молотова, а на Ялтинской конференции 1944 года с согласия Черчилля и Рузвельта по праву победителя наложил лапу на страны Восточной Европы и на Балканские страны. Отошла к нему фактически и половина Германии – будущая ГДР.

И перед ненасытными взорами диктатора замаячило то, что международники Страны Советов именовали «мировым господством».

Только этим, на мой взгляд, можно объяснить сталинскую политику в тот промежуток времени, который ему еще оставался, – от конца войны в мае 1945-го до смерти в марте 1953-го.

В эти восемь лет Сталин начал активно готовиться к новой войне, к войне со всем миром.

Не верите? Но зачем тогда надо было лихорадочно перевооружаться? Создавать сперва атомную, а потом и водородную бомбы? Ставить на поток производство все новых и новых ракет, истребителей, бомбардировщиков, орудий?