Записки о цвете - [5]
65. Насколько же скорее сфотографированные волосы могли бы выглядеть белокурыми, если бы само слово «белокурый» могло означать белокурый!
66. «Разве нельзя вообразить, что некие люди имеют иную, чем мы, геометрию цвета?» Это ведь означает: Разве нельзя вообразить людей с иными, чем у нас, цветовыми понятиями? А это опять-таки означает: Разве нельзя представить, что люди не имеют наших цветовых понятий и что они имеют понятия, которые родственны нашим цветовым понятиям таким образом, что мы также назвали бы их “цветовыми понятиями”»?
67. Посмотри на комнату поздним вечером, когда цвета уже едва различимы, - а теперь включи свет и нарисуй то, что прежде видел в полутьме. - Как сравнить цвета на этом изображении с цветами в полутёмном помещении?
68. На вопрос, Что означают слова ‘красный’, ‘синий’, ‘черный’, ‘белый’, мы, конечно, сразу можем указать на так окрашенные вещи, -но наша способность прояснить значение этих слов дальше не идёт! В остальном у нас либо нет представления об их использовании, либо это представление весьма грубо и отчасти ложно.
69. Я могу представить себе логика, который рассказывает нам, что теперь он достиг того, что действительно мыслит «2*2 = 4».
70. Учение Гёте об образовании цветов спектра не является недостаточно обоснованной теорией, оно, собственно, вообще не является теорией. С его помощью ничего нельзя предсказать. Оно скорее представляет собой неясную мыслительную схему того сорта, который мы находим в психологии Джеймса. В нем также нет experimentum crucis, который мог бы решить за или против этого учения.
71. Тот, кто соглашается с Гёте, находит, что Гёте правильно распознал природу цвета. И природа здесь - это не то, что вытекает из экспериментов, но то, что заключается в понятии цвета.
72. Для Гёте неопровержимо одно: из тёмного нельзя составить светлое - как из всё большего и большего затенения не образуется свет. - И это можно было бы выразить так: Если сиреневый называют бело-красноголубым или коричневый называют черно-красно-желтым, то белый ведь не называют желто-красно-зелено-синим или чем-то в этом роде. Белый не является промежуточным цветом среди других цветов. И это нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть экспериментами со спектром. Но также неверно было бы сказать: «Ты только посмотри на цвета в природе, и ты увидишь, что это так». Ибо посредством созерцания не учатся понятиям цветов.
73. Я не могу вообразить себе, что заметки Гёте о признаках цветов и цветовых комбинациях могут быть полезны художнику; вряд ли и декоратору. Цвет налитого кровью глаза может великолепно воздействовать в качестве цвета драпировки. Тот, кто ведёт речь о признаке цвета, всегда воображает только один определенный способ его использования.
74. Если бы существовало учение о цветовой гармонии, то оно приблизительно начиналось бы с распределения цветов по группам и определённых смешиваний, или запрещения одних и разрешения других комбинаций. И, как учение о гармонии, оно не обосновывало бы свои правила.
75. Возможно, существуют слабоумные, которым невозможно втолковать понятие ‘завтра’, или понятие ‘я’, или научить считыванию показания часов. Такие не научились бы употреблению слова ‘завтра’ и т.д. Кому теперь я могу описать, чему эти люди не могут научиться? Разве не только тому, кто этому научился? Но разве я не могу сообщить А, что В не может научиться высшей математике, даже если А также не владеет ею? Разве слово «шахматы» тот, кто научился этой игре, не понимает иначе, нежели тот, кто ей не научился? Есть различие между употреблением слова, которое может сделать каждый, и употреблением этого слова тем, кто ему научился.
76. Всегда ли описание игры подразумевает: Дать описание, посредством которого ей можно научиться?
77. Имеют ли видящий нормально и дальтоник одно и то же понятие о дальтонизме? Дальтоники не только не могут научиться использованию наших слов для цветов, но они не могут научиться использовать и слово «дальтонизм», как его используют нормальные. Они не могут, например, установить дальтонизм таким же способом, как нормальные.
78. Могли бы существовать люди, которые не понимают нашего способа выражаться, что оранжевый - это красно-желтый, и которые были бы склонны говорить приблизительно то, что у них перед глазами только цветовой переход от желтого через оранжевый к красному. И для таких людей выражение «красновато-зелёный» не должно представлять затруднений.
79. Психология описывает феномен зрения. - Для кого она создаёт описание? От какого незнания это описание может избавить?
80. Психология описывает то, что наблюдалось.
81. Можно ли описать слепому, что значит, если кто-то видит? - И всё же. Слепой не малому научается относительно различия между еле-пым и зрячим. Но вопрос поставлен плохо; как будто зрение - это деятельность и существует её описание.
82. Я всё-таки могу наблюдать дальтонизм; но почему бы также не наблюдать зрение? -Я могу наблюдать, какие суждения о цвете выносит дальтоник - а также видящий нормально - при определенных обстоятельствах.
83. Порой говорят (хотя и спорно): «Только я могу знать, что я вижу». Но не: «Только я могу знать, дальтоник ли я». (Также и: «Только я могу знать, вижу я или слеп».)
Zettel – коллекция заметок Людвига Витгенштейна (1889–1951), написанных с 1929 по 1948 год и отобранных им лично в качестве наиболее значимых для его философии. Возможно, коллекция предназначалась для дальнейшей публикации или использования в других работах. Заметки касаются всех основных тем, занимавших Витгенштейна все эти годы и до самой смерти. Формулировки ключевых вопросов и варианты ответов – что такое язык, предложение, значение слова, языковые игры, повседневность, машина, боль, цвет, обучение употреблению слов и многое другое – даны в этом собрании заметок ясно настолько, насколько это вообще возможно для Витгенштейна, многогранно и не без литературного изящества.
Людвиг Йозеф Иоганн фон Витгенштейн (1889—1951) — гениальный британский философ австрийского происхождения, ученик и друг Бертрана Рассела, осуществивший целых две революции в западной философии ХХ века — на основе его работ были созданы, во-первых, теория логического позитивизма, а во-вторых — теория британской лингвистической философии, более известная как «философия обыденного языка».
Motto: и все что люди знают, а не просто восприняли слухом как шум, может быть высказано в трех словах. (Кюрнбергер).
В данном издании публикуются лекции и заметки Людвига Витгенштейна, явившиеся предварительными материалами для его «Философских исследований», одного из главных философских произведений XX века. «Голубая книга» представляет собой конспект лекций, прочитанных Витгенштейном студентам в Кембридже в 1933-34 гг. «Коричневая книга» была также надиктована философом его кембриджским ученикам. Именно здесь Витгенштейн пытается в популярной форме рассказать о ключевых для его поздней философии темах, а также дает подробный перечень и анализ языковых игр (в дальнейшем он не будет останавливаться на их детализации столь подробно).«Голубая и коричневая книги», классические тексты позднего Витгенштейна, дают нам возможность окунуться в необычный философский «поток сознания» и из первых рук узнать о размышлениях человека, который коренным образом изменил ход современной философии.
В книге трактуются вопросы метафизического мировоззрения Достоевского и его героев. На языке почвеннической концепции «непосредственного познания» автор книги идет по всем ярусам художественно-эстетических и созерцательно-умозрительных конструкций Достоевского: онтология и гносеология; теология, этика и философия человека; диалогическое общение и метафизика Другого; философия истории и литературная урбанистика; эстетика творчества и философия поступка. Особое место в книге занимает развертывание проблем: «воспитание Достоевским нового читателя»; «диалог столиц Отечества»; «жертвенная этика, оправдание, искупление и спасение человеков», «христология и эсхатология последнего исторического дня».
Книга посвящена философским проблемам, содержанию и эффекту современной неклассической науки и ее значению для оптимистического взгляда в будущее, для научных, научно-технических и технико-экономических прогнозов.
Основную часть тома составляют «Проблемы социологии знания» (1924–1926) – главная философско-социологическая работа «позднего» Макса Шелера, признанного основателя и классика немецкой «социологии знания». Отвергая проект социологии О. Конта, Шелер предпринимает героическую попытку начать социологию «с начала» – в противовес позитивизму как «специфической для Западной Европы идеологии позднего индустриализма». Основу учения Шелера образует его социально-философская доктрина о трех родах человеческого знания, ядром которой является философско-антропологическая концепция научного (позитивного) знания, определяющая особый статус и значимость его среди других видов знания, а также место и роль науки в культуре и современном обществе.Философско-историческое измерение «социологии знания» М.
«История западной философии» – самый известный, фундаментальный труд Б. Рассела.Впервые опубликованная в 1945 году, эта книга представляет собой всеобъемлющее исследование развития западноевропейской философской мысли – от возникновения греческой цивилизации до 20-х годов двадцатого столетия. Альберт Эйнштейн назвал ее «работой высшей педагогической ценности, стоящей над конфликтами групп и мнений».Классическая Эллада и Рим, католические «отцы церкви», великие схоласты, гуманисты Возрождения и гениальные философы Нового Времени – в монументальном труде Рассела находится место им всем, а последняя глава книги посвящена его собственной теории поэтического анализа.
Монография посвящена одной из ключевых проблем глобализации – нарастающей этнокультурной фрагментации общества, идущей на фоне системного кризиса современных наций. Для объяснения этого явления предложена концепция этно– и нациогенеза, обосновывающая исторически длительное сосуществование этноса и нации, понимаемых как онтологически различные общности, в которых индивид участвует одновременно. Нация и этнос сосуществуют с момента возникновения ранних государств, отличаются механизмами социогенеза, динамикой развития и связаны с различными для нации и этноса сферами бытия.
Воспоминания известного ученого и философа В. В. Налимова, автора оригинальной философской концепции, изложенной, в частности, в книгах «Вероятностная модель языка» (1979) и «Спонтанность сознания» (1989), почти полностью охватывают XX столетие. На примере одной семьи раскрывается панорама русской жизни в предреволюционный, революционный, постреволюционный периоды. Лейтмотив книги — сопротивление насилию, борьба за право оставаться самим собой.Судьба открыла В. В. Налимову дорогу как в науку, так и в мировоззренческий эзотеризм.