Записки о цвете - [4]
47. Среду, которая из-за чередования черно-белого узора (шахматная доска) кажется неизменной, мы не назвали бы белой, даже если из-за этого теряется красочность других цветов.
48. Можно не хотеть называть белый блеск «белым» и называть так только то, что видят как цвет поверхности.
49. Два участка окружающей меня среды, которые я в одном смысле вижу как одинаковые цветом, в другом смысле могут казаться мне один - белым, другой - серым. В одном контексте этот цвет для меня белый при плохом освещении, в другом - серый при хорошем освещении. Эти предложения - о понятиях ‘белый’ и ‘серый’.
50. Ведро, стоящее передо мной, покрыто лаком, отблескивая белым. Было бы абсурдно называть его «серым» или сказать: «На самом деле я вижу блестящий серый». Но на нём - белый блик, который гораздо ярче, чем остальная его поверхность, и одной стороной оно наклонено к свету, другой - нет, без того, чтобы казаться иначе окрашенным. (Казаться, не только быть.)
51. Не одно и то же сказать: впечатление белого или серого возникает при таких-то и таких-то условиях (каузальных), и: это - впечатление в определенном контексте цветов и форм.
52. Белый как цвет материи (в том смысле, в котором говорят, что снег - бел) - светлее любого другого цвета материи; черный - темнее. Цвет здесь - это затемнение, и если всё подобное изъять из материи, останется белый, и поэтому мы можем назвать её «бесцветной».
53. Хотя феноменологии не существует, феноменологические проблемы всё-таки есть.
54. Легко видеть, что не все цветовые понятия логически однородны; например, различие между понятиями ‘цвет золота’ или ‘цвет серебра и ‘желтый’ или ‘серый’.
55. Цвет ‘сияет’ только в своем окружении (как глаза улыбаются только с лицом). ‘Черноватый’ цвет - серый, например, - не ‘сияет’.
56. Затруднения, которые мы испытываем, размышляя о сущности цветов (которые Гёте хотел преодолеть в своём учении о цвете), заключены уже в неопределенности нашего понятия совпадения цветов.
57. [«Я чувствую X». «Я наблюдаю X». В первом и во втором предложении X не обозначает одно и то же понятие, даже если оно обозначает одно и то же словесное выражение, например «боль». Если спросить: «Какую боль?», то в первом случае я могу ответить: «Вот эту» и, например, уколоть спрашивающего иголкой, во втором случае на этот же вопрос я должен ответить иначе, например: «Боль в свой ноге». Во втором предложении X может также обозначать «мою боль», в первом - нет.]
58. Вообрази, что некто указывает на участок в радужке глаза Рембрандта и говорит: «Стены моей комнаты должны быть окрашены в этот цвет».
59. Я рисую вид из своего окна; отдельный участок, определённый своим положением в архитектуре дома, я нарисовал охрой. Я говорю, что этот участок я вижу в этом цвете. Это не означает, что я вижу здесь цвет охры, ибо этот краситель, в таком окружении, может выглядеть более светлым, более темным, более красноватым и т.д., чем охра. «Я вижу этот участок таким, каким здесь я нарисовал его охрой, а именно, как насыщенный красновато-желтый». Но что если меня попросят указать точный оттенок цвета, который я там вижу? - Как следует его описать и как определить? Меня могут попросить приготовить цветовой образец (прямоугольный кусок бумаги этого цвета). Я не скажу, что такое сравнение лишено всякого интереса, но оно показывает нам, что с самого начала неясно, как должны сравниваться оттенки цвета и что означает «совпадение цветов».
60. Вообразите себе картину, разрезанную на маленькие почти одноцветные лоскутки, которые затем используются как составные кусочки мозаики. Даже если такой кусочек не одноцветный, он не должен предвещать пространственную форму, но просто выглядит как плоское цветное пятно. Лишь в связности с другими он становится кусочком синего неба, тенью, отблеском, прозрачным или непрозрачным, и т.д. Показывают ли нам отдельные лоскутки подлинные цвета частей изображения?
61. Склонны считать, что анализ наших цветовых понятий в конечном счете приводит нас к цветам участков наших зрительных образов, которые теперь не зависят от какой-либо пространственной или физической трактовки; ибо здесь нет ни освещённости, ни тени, ни отблеска и т.д. и т.п.
62. То, что я могу сказать, что этот участок моего зрительного поля серо-зеленый, не означает, что я знаю, что следует назвать точной копией данного цветового оттенка.
63. Я вижу на фотографии (не цветной) темноволосого мужчину и мальчика с зачёсанными назад белокурыми волосами, стоящих у своего рода токарного станка, который состоит частично из окрашенных в чёрное литых деталей, а частично из отполированных валов, шестерней и пр., и рядом решетку из блестящей оцинкованной проволоки. Обработанную стальную поверхность я вижу стального цвета, волосы подростка - белокурыми, решетку - цинкового цвета, несмотря на то что все изображено посредством более светлых и более темных тонов фотографической бумаги.
64. Но действительно ли волосы на фотографии я вижу белокурыми? И что говорит за это? Какая реакция наблюдателя должна показать, что он видит их белокурыми, а не просто по оттенкам на фотографии делает вывод, что они - белокурые? - Если бы меня попросили, чтобы я описал эту фотографию, то я бы делал это прямо в этих словах. Если бы этот способ описания не действовал, то лишь тогда я был бы вынужден искать другой.
Zettel – коллекция заметок Людвига Витгенштейна (1889–1951), написанных с 1929 по 1948 год и отобранных им лично в качестве наиболее значимых для его философии. Возможно, коллекция предназначалась для дальнейшей публикации или использования в других работах. Заметки касаются всех основных тем, занимавших Витгенштейна все эти годы и до самой смерти. Формулировки ключевых вопросов и варианты ответов – что такое язык, предложение, значение слова, языковые игры, повседневность, машина, боль, цвет, обучение употреблению слов и многое другое – даны в этом собрании заметок ясно настолько, насколько это вообще возможно для Витгенштейна, многогранно и не без литературного изящества.
Людвиг Йозеф Иоганн фон Витгенштейн (1889—1951) — гениальный британский философ австрийского происхождения, ученик и друг Бертрана Рассела, осуществивший целых две революции в западной философии ХХ века — на основе его работ были созданы, во-первых, теория логического позитивизма, а во-вторых — теория британской лингвистической философии, более известная как «философия обыденного языка».
Motto: и все что люди знают, а не просто восприняли слухом как шум, может быть высказано в трех словах. (Кюрнбергер).
В данном издании публикуются лекции и заметки Людвига Витгенштейна, явившиеся предварительными материалами для его «Философских исследований», одного из главных философских произведений XX века. «Голубая книга» представляет собой конспект лекций, прочитанных Витгенштейном студентам в Кембридже в 1933-34 гг. «Коричневая книга» была также надиктована философом его кембриджским ученикам. Именно здесь Витгенштейн пытается в популярной форме рассказать о ключевых для его поздней философии темах, а также дает подробный перечень и анализ языковых игр (в дальнейшем он не будет останавливаться на их детализации столь подробно).«Голубая и коричневая книги», классические тексты позднего Витгенштейна, дают нам возможность окунуться в необычный философский «поток сознания» и из первых рук узнать о размышлениях человека, который коренным образом изменил ход современной философии.
В книге трактуются вопросы метафизического мировоззрения Достоевского и его героев. На языке почвеннической концепции «непосредственного познания» автор книги идет по всем ярусам художественно-эстетических и созерцательно-умозрительных конструкций Достоевского: онтология и гносеология; теология, этика и философия человека; диалогическое общение и метафизика Другого; философия истории и литературная урбанистика; эстетика творчества и философия поступка. Особое место в книге занимает развертывание проблем: «воспитание Достоевским нового читателя»; «диалог столиц Отечества»; «жертвенная этика, оправдание, искупление и спасение человеков», «христология и эсхатология последнего исторического дня».
Книга посвящена философским проблемам, содержанию и эффекту современной неклассической науки и ее значению для оптимистического взгляда в будущее, для научных, научно-технических и технико-экономических прогнозов.
Основную часть тома составляют «Проблемы социологии знания» (1924–1926) – главная философско-социологическая работа «позднего» Макса Шелера, признанного основателя и классика немецкой «социологии знания». Отвергая проект социологии О. Конта, Шелер предпринимает героическую попытку начать социологию «с начала» – в противовес позитивизму как «специфической для Западной Европы идеологии позднего индустриализма». Основу учения Шелера образует его социально-философская доктрина о трех родах человеческого знания, ядром которой является философско-антропологическая концепция научного (позитивного) знания, определяющая особый статус и значимость его среди других видов знания, а также место и роль науки в культуре и современном обществе.Философско-историческое измерение «социологии знания» М.
«История западной философии» – самый известный, фундаментальный труд Б. Рассела.Впервые опубликованная в 1945 году, эта книга представляет собой всеобъемлющее исследование развития западноевропейской философской мысли – от возникновения греческой цивилизации до 20-х годов двадцатого столетия. Альберт Эйнштейн назвал ее «работой высшей педагогической ценности, стоящей над конфликтами групп и мнений».Классическая Эллада и Рим, католические «отцы церкви», великие схоласты, гуманисты Возрождения и гениальные философы Нового Времени – в монументальном труде Рассела находится место им всем, а последняя глава книги посвящена его собственной теории поэтического анализа.
Монография посвящена одной из ключевых проблем глобализации – нарастающей этнокультурной фрагментации общества, идущей на фоне системного кризиса современных наций. Для объяснения этого явления предложена концепция этно– и нациогенеза, обосновывающая исторически длительное сосуществование этноса и нации, понимаемых как онтологически различные общности, в которых индивид участвует одновременно. Нация и этнос сосуществуют с момента возникновения ранних государств, отличаются механизмами социогенеза, динамикой развития и связаны с различными для нации и этноса сферами бытия.
Воспоминания известного ученого и философа В. В. Налимова, автора оригинальной философской концепции, изложенной, в частности, в книгах «Вероятностная модель языка» (1979) и «Спонтанность сознания» (1989), почти полностью охватывают XX столетие. На примере одной семьи раскрывается панорама русской жизни в предреволюционный, революционный, постреволюционный периоды. Лейтмотив книги — сопротивление насилию, борьба за право оставаться самим собой.Судьба открыла В. В. Налимову дорогу как в науку, так и в мировоззренческий эзотеризм.