Записки о цвете - [3]
21. Рунге: «Когда хотят помыслить синеватооранжевый, красновато-зеленый или желтовато-фиолетовый, то возникает ощущение, как в случае с юго-западным северным ветром... Белый, также как и черный, оба являются непрозрачными или вещественными... Нельзя помыслить воду, если она чистая, белой; в столь же малой степени как прозрачным молоко».
22. Мы хотим обрести не теорию цвета (ни физиологическую, ни психологическую), но логику цветовых понятий. И этим достигается то, что часто неоправданно ожидают от теории.
23. «Нельзя помыслить воду белой и т.д.» Это означает, что нельзя описать (например, нарисовать), каким образом нечто белое выглядит прозрачным, и это означает: не известно, какого описания, изображения, эти слова требуют от нас.
24. Без дальнейшего неясно, о каком прозрачном стекле следовало бы сказать, что оно имеет тот же самый цвет, что и непрозрачный цветовой образец. Когда я говорю: «Я ищу стекло такого цвета» (указывая при этом на окрашенную бумагу), это будет означать примерно то, что нечто белое, видимое через это стекло, должно выглядеть как мой образец. Если образец розовый, небесно-голубой или лиловый, мы будем мыслить это стекло мутным, но, пожалуй, также и прозрачным, только слегка красноватым, голубоватым или фиолетовым.
25. В кино мы иногда можем видеть происходящее в фильме так, как будто оно находится за плоскостью экрана, как будто бы через оконное стекло. Стекло забирает у вещей их цвет и пропускает только белый, серый и черный. (Мы не занимаемся здесь физикой, но рассматриваем белое и черное как цвета, совершенно такие же, как зеленый и красный.) -Следовательно, можно считать, что здесь мы представляем себе прозрачное оконное стекло, которое можно назвать белым. И все же мы не пытаемся назвать его таковым. Нарушается ли в итоге где-нибудь аналогия, например, с прозрачным зелёным оконным стеклом?
26. О зелёном оконном стекле мы приблизительно сказали бы: Вещам за ним оно придаёт зелёную окраску, и прежде всего всем белым».
27. Когда дело касается логики, «Нельзя представить, что...» означает: «Никто не знает, что здесь следует представить».
28. Скажут ли, что придуманное мной оконное стекло придаёт вещам за ним белую окраску.
29. Согласно правилу, для видения прозрачно-окрашенного, которое ты извлёк из прозрачно зелёного, красного и т.д., построй видение прозрачно-белого! Почему так не выйдет?
30. Каждая окрашенная среда затушёвывает то, что видно сквозь неё, она поглощает свет: Должно ли теперь мое белое стекло также затушёвывать? И чем оно толще, тем больше? Тогда, по сути дела, оно было бы тёмным стеклом.
31. Почему нельзя представить себе прозрачнобелое стекло, - даже если оно не существует в действительности? Где аналогия с прозрачно-окрашенным становится неверной?
32. Предложения часто употребляются на границе между логикой и эмпирическим, так что их смысл меняется туда-сюда и они считаются то выражением нормы, то выражением опыта. (Ведь логические и эмпирические предложения различает не психическое сопутствующее явление - каковыми представляются ‘мысли’, - но употребление.)
33. Говорят о «цвете золота» и не подразумевают желтый. «Золотой цвет» - это свойство поверхности, которая блестит или сверкает.
34. Существует раскалённый красный и раскалённый белый. Но как выглядит раскалённый коричневый или раскалённый серый? Почему нельзя мыслить их как ослабленную степень раскалённого белого?
35. «Свет бесцветен». Если так, то в том смысле, в котором бесцветными являются числа.
36. То, что выглядит светящимся, не выглядит серым. Все серое выглядит освещённым.
37. То, что видится как светящееся, не видится как серое, но может, пожалуй, видеться как белое.
38. Можно также видеть нечто иногда как слабо светящееся, а иногда - как серое.
39. Я не говорю (как гештальтпсихологи), что впечатление белого осуществляется так-то и так-то. Но вопрос прямой: Что представляет собой значение этих выражений, логика этих понятий?
40. Ибо то, что нельзя вообразить нечто ‘раскалённо серым’, не относится ни к физике, ни к психологии цвета.
41. Мне сказали, что некое вещество горит серым пламенем. Я не знаю, каков цвет пламени каждого вещества; так почему бы это не должно быть возможным?
42. Говорят о ‘темно-красном свете’, но не о черно-красном.
43. Гладкая белая поверхность может отражать. Но что, если мы заблуждаемся, и то, что кажется отраженным в ней, на самом деле расположено за ней и видится сквозь нее?
44. Говорят о ‘чёрном’ зеркале, но там, где оно отражает, оно, конечно, затушёвывает, но не выглядит чёрным, и то, что в нем видится, кажется не ‘замаранным’, а ‘глубоким’.
45. Непрозрачность не является свойством белого цвета. Не более чем прозрачность - свойством зеленого.
46. И также недостаточно сказать, что слово «белый» употребляется только для применения к внешнему виду поверхностей. Может статься, что у нас есть два слова для «зеленого»: Одно - для зеленых поверхностей, другое -для зеленых прозрачных предметов. Значит, остаётся вопрос, почему нет слова, обозначающего цвет, для чего-то прозрачного, соответствующего слову «белый».
Zettel – коллекция заметок Людвига Витгенштейна (1889–1951), написанных с 1929 по 1948 год и отобранных им лично в качестве наиболее значимых для его философии. Возможно, коллекция предназначалась для дальнейшей публикации или использования в других работах. Заметки касаются всех основных тем, занимавших Витгенштейна все эти годы и до самой смерти. Формулировки ключевых вопросов и варианты ответов – что такое язык, предложение, значение слова, языковые игры, повседневность, машина, боль, цвет, обучение употреблению слов и многое другое – даны в этом собрании заметок ясно настолько, насколько это вообще возможно для Витгенштейна, многогранно и не без литературного изящества.
Людвиг Йозеф Иоганн фон Витгенштейн (1889—1951) — гениальный британский философ австрийского происхождения, ученик и друг Бертрана Рассела, осуществивший целых две революции в западной философии ХХ века — на основе его работ были созданы, во-первых, теория логического позитивизма, а во-вторых — теория британской лингвистической философии, более известная как «философия обыденного языка».
Motto: и все что люди знают, а не просто восприняли слухом как шум, может быть высказано в трех словах. (Кюрнбергер).
В данном издании публикуются лекции и заметки Людвига Витгенштейна, явившиеся предварительными материалами для его «Философских исследований», одного из главных философских произведений XX века. «Голубая книга» представляет собой конспект лекций, прочитанных Витгенштейном студентам в Кембридже в 1933-34 гг. «Коричневая книга» была также надиктована философом его кембриджским ученикам. Именно здесь Витгенштейн пытается в популярной форме рассказать о ключевых для его поздней философии темах, а также дает подробный перечень и анализ языковых игр (в дальнейшем он не будет останавливаться на их детализации столь подробно).«Голубая и коричневая книги», классические тексты позднего Витгенштейна, дают нам возможность окунуться в необычный философский «поток сознания» и из первых рук узнать о размышлениях человека, который коренным образом изменил ход современной философии.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Исследуется проблема сложности в контексте разработки принципов моделирования динамических систем. Применяется авторский метод двойной рефлексии. Дается современная характеристика вероятностных и статистических систем. Определяются общеметодологические основания неодетерминизма. Раскрывается его связь с решением задач общей теории систем. Эксплицируется историко-научный контекст разработки проблемы сложности.
Во второй том Сочинений вошли его главные произведения 1449—1464 гг. «Апология ученого незнания», «О видении бога», «Берилл», «О неином», «Игра в шар», «Охота за мудростью» и др. На почве античной и средневековой традиции здесь развертывается диалектика восхождения к первоначалу, учение о единстве мира, о человеке как микрокосме и о цели жизни.
Артемий Владимирович Магун (р. 1974) — философ и политолог, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, преподает на Факультете свободных искусств и наук СПбГУ. Подборка статей по политологии и социологии с 2003 по 2017 гг.
I. Современный мир можно видеть как мир специалистов. Всё важное в мире делается специалистами; а все неспециалисты заняты на подсобных работах — у этих же самых специалистов. Можно видеть и иначе — как мир владельцев этого мира; это более традиционная точка зрения. Но для понимания мира в аспектах его прогресса владельцев можно оставить за скобками. Как будет показано далее, самые глобальные, самые глубинные потоки мировых тенденций владельцы не направляют. Владельцы их только оседлывают и на них едут. II. Это социально-философское эссе о главном вызове, стоящем перед западной цивилизацией — о потере ее людьми изначальных человеческих качеств и изначальной человеческой целостности, то есть всего того, что позволило эту цивилизацию построить.
Санкт-Петербург - город апостола, город царя, столица империи, колыбель революции... Неколебимо возвысившийся каменный город, но его камни лежат на зыбкой, болотной земле, под которой бездна. Множество теней блуждает по отражённому в вечности Парадизу; без счёта ушедших душ ищут на его камнях свои следы; голоса избранных до сих пор пробиваются и звучат сквозь время. Город, скроенный из фантастических имён и эпох, античных вилл и рассыпающихся трущоб, классической роскоши и постапокалиптических видений.