Записки о цвете - [2]
6. Что заставляет говорить в пользу того, что зелёный - это первичный цвет, а не смесь синего и жёлтого? Будет ли правильным сказать: «Узнать это можно только непосредственно созерцая цвета»? Но откуда я знаю, что под словосочетанием ‘первичные цвета’ я подразумеваю то же самое, что и другой, который также склонен называть зелёный первичным цветом? Нет, - здесь решают языковые игры.
7. Перед тем, кому показали желто-зеленый (или сине-зелёный), поставлена задача смешать менее желтоватый (или синеватый) - или подобрать его среди образчиков краски. Но менее желтоватый не является синевато-зелёным (и наоборот), и к тому же стоит задача выбрать или смешать зелёный, который не является ни желтоватым, ни синеватым. Я говорю «или смешать», потому что зелёный не является одновременно и синеватым [blaulich]>2 и желтоватым, поскольку получается посредством смешивания жёлтого и синего.
8. Люди могут иметь понятие промежуточных или смешанных цветов, даже если они никогда не получали цвета посредством смешивания (в любом смысле). В своих языковых играх они могут иметь дело только с выбором, с поиском уже имеющихся промежуточных или смешанных цветов.
9. Даже если зеленый не является промежуточным цветом между желтым и синим, разве не может быть людей, для которых существуют синевато-желтый, красновато-зелёный? То есть люди, понятия цветов у которых отклоняются от наших - поскольку понятия цветов даже у дальтоников сильно отклоняются от этих понятий у нормальных людей и не каждое отклонение должно быть дальтонизмом, дефектом.
10. Того, кого научили находить или смешивать оттенки более желтого, белого или красного цвета, чем данный оттенок, и т.п., то есть того, кто знает понятие промежуточного цвета, просят теперь показать нам красноватозеленый. Он может просто не понять такой команды и среагировать приблизительно так, как если бы его просили также, как на правильные четырех-, пяти- и шестиугольники, указать на правильный одноугольник. Но что если бы он без колебаний указал на цветовой образец (скажем, на такой, который мы бы назвали черновато-коричневым)?
11. Тот, кому известен красновато-зеленый, был бы в состоянии установить цветовой ряд, который начинается красным и заканчивается зеленым и который, возможно, также и для нас, образует между ними непрерывный переход. Тогда обнаружилось бы, что там, где мы всякий раз видим один и тот же тон, например, коричневый, он видит иногда коричневый, иногда красновато-зеленый. Что он, например может различать цвета двух химических соединений, которые для нас имеют один и тот же цвет, и называет один из них коричневым, а другой - красноватозеленым.
12. Вообрази, что все люди, за редким исключением, не различают красного и зеленого. Или другой случай: все люди либо не различает красного и зеленого, либо синего и желтого.
13. Представим себе народ, не различающий цвета, и такое легко может быть. Они не обладали бы теми же цветовыми понятиями, что и мы. Ведь, даже предполагая, что они говорят, например, на немецком и, стало быть, владеют всеми немецкими словами для цветов, они все равно будут употреблять их иначе, чем мы, и по-другому учиться их употреблению. Или, если они говорят на иностранном языке, для нас было бы затруднительно передать в нашем языке их слова для цвета.
14. Но даже если бы были такие люди, для которых естественно последовательным образом употреблять выражения «красновато-зеленый» или «желтовато-синий» и которые, предположительно, проявляют способности, которые мы утратили, для нас все равно неестественным было бы признать, что они видят цвета, которые не видим мы. Ибо не существует общепризнанного критерия того, что есть цвет, если он не является одним из наших цветов.
15. В каждой серьезной философской проблеме неопределенность доходит до самых корней. Нужно всегда быть готовым учиться чему-то совершенно новому.
16. Описание феномена неразличимости цветов принадлежит психологии: значит, также и описанию феномена нормального зрения? Психология описывает только расхождения неразличимости цветов с нормальным зрением.
17. Рунге (в письме, которое Гёте приводит в своем Учении о цвете) говорит, что существуют прозрачные и непрозрачные цвета. Белый -это непрозрачный цвет. Это показывает неопределенность понятия цвета или также совпадения цветов.
18. Может ли прозрачное зеленое стекло иметь тот же цвет, что и непрозрачная бумага, или же - нет? Если такое стекло было бы изображено на полотне, цвета на палитре не были бы прозрачными. Если мы хотим сказать, что цвет стекла остаётся прозрачным также и на полотне, то комплекс цветовых пятен, изображающих стекло, следует назвать его цветом.
19. Как получается, что нечто может быть прозрачно-зеленым, но не белым? Прозрачное и блестящее существуют только в глубинном измерении зрительного образа. Впечатление, создаваемое прозрачной средой, - это впечатление, что нечто находится за средой. Совершенно одноцветный зрительный образ не может быть прозрачным.
20. Нечто белое за окрашенным прозрачным посредником видится цветом посредника, а нечто черное видится черным. Согласно этому правилу, черный на белом фоне должен был бы видеться сквозь ‘белого, прозрачного’ посредника как сквозь бесцветного.
Zettel – коллекция заметок Людвига Витгенштейна (1889–1951), написанных с 1929 по 1948 год и отобранных им лично в качестве наиболее значимых для его философии. Возможно, коллекция предназначалась для дальнейшей публикации или использования в других работах. Заметки касаются всех основных тем, занимавших Витгенштейна все эти годы и до самой смерти. Формулировки ключевых вопросов и варианты ответов – что такое язык, предложение, значение слова, языковые игры, повседневность, машина, боль, цвет, обучение употреблению слов и многое другое – даны в этом собрании заметок ясно настолько, насколько это вообще возможно для Витгенштейна, многогранно и не без литературного изящества.
Людвиг Йозеф Иоганн фон Витгенштейн (1889—1951) — гениальный британский философ австрийского происхождения, ученик и друг Бертрана Рассела, осуществивший целых две революции в западной философии ХХ века — на основе его работ были созданы, во-первых, теория логического позитивизма, а во-вторых — теория британской лингвистической философии, более известная как «философия обыденного языка».
Motto: и все что люди знают, а не просто восприняли слухом как шум, может быть высказано в трех словах. (Кюрнбергер).
В данном издании публикуются лекции и заметки Людвига Витгенштейна, явившиеся предварительными материалами для его «Философских исследований», одного из главных философских произведений XX века. «Голубая книга» представляет собой конспект лекций, прочитанных Витгенштейном студентам в Кембридже в 1933-34 гг. «Коричневая книга» была также надиктована философом его кембриджским ученикам. Именно здесь Витгенштейн пытается в популярной форме рассказать о ключевых для его поздней философии темах, а также дает подробный перечень и анализ языковых игр (в дальнейшем он не будет останавливаться на их детализации столь подробно).«Голубая и коричневая книги», классические тексты позднего Витгенштейна, дают нам возможность окунуться в необычный философский «поток сознания» и из первых рук узнать о размышлениях человека, который коренным образом изменил ход современной философии.
Книга посвящена философским проблемам, содержанию и эффекту современной неклассической науки и ее значению для оптимистического взгляда в будущее, для научных, научно-технических и технико-экономических прогнозов.
Основную часть тома составляют «Проблемы социологии знания» (1924–1926) – главная философско-социологическая работа «позднего» Макса Шелера, признанного основателя и классика немецкой «социологии знания». Отвергая проект социологии О. Конта, Шелер предпринимает героическую попытку начать социологию «с начала» – в противовес позитивизму как «специфической для Западной Европы идеологии позднего индустриализма». Основу учения Шелера образует его социально-философская доктрина о трех родах человеческого знания, ядром которой является философско-антропологическая концепция научного (позитивного) знания, определяющая особый статус и значимость его среди других видов знания, а также место и роль науки в культуре и современном обществе.Философско-историческое измерение «социологии знания» М.
«История западной философии» – самый известный, фундаментальный труд Б. Рассела.Впервые опубликованная в 1945 году, эта книга представляет собой всеобъемлющее исследование развития западноевропейской философской мысли – от возникновения греческой цивилизации до 20-х годов двадцатого столетия. Альберт Эйнштейн назвал ее «работой высшей педагогической ценности, стоящей над конфликтами групп и мнений».Классическая Эллада и Рим, католические «отцы церкви», великие схоласты, гуманисты Возрождения и гениальные философы Нового Времени – в монументальном труде Рассела находится место им всем, а последняя глава книги посвящена его собственной теории поэтического анализа.
Монография посвящена одной из ключевых проблем глобализации – нарастающей этнокультурной фрагментации общества, идущей на фоне системного кризиса современных наций. Для объяснения этого явления предложена концепция этно– и нациогенеза, обосновывающая исторически длительное сосуществование этноса и нации, понимаемых как онтологически различные общности, в которых индивид участвует одновременно. Нация и этнос сосуществуют с момента возникновения ранних государств, отличаются механизмами социогенеза, динамикой развития и связаны с различными для нации и этноса сферами бытия.
Воспоминания известного ученого и философа В. В. Налимова, автора оригинальной философской концепции, изложенной, в частности, в книгах «Вероятностная модель языка» (1979) и «Спонтанность сознания» (1989), почти полностью охватывают XX столетие. На примере одной семьи раскрывается панорама русской жизни в предреволюционный, революционный, постреволюционный периоды. Лейтмотив книги — сопротивление насилию, борьба за право оставаться самим собой.Судьба открыла В. В. Налимову дорогу как в науку, так и в мировоззренческий эзотеризм.
Книга дает характеристику творчества и жизненного пути Томаса Пейна — замечательного американского философа-просветителя, участника американской и французской революций конца XVIII в., борца за социальную справедливость. В приложении даются отрывки из важнейших произведений Т. Пейна.