Записки о болгарских восстаниях - [50]

Несколько человек, случайно оставшихся в живых, пошли к паше, чтобы рассказать ему о людях, укрывшихся в церкви, то есть заверить его, что в ней нет ни русских, ни сербов — только беззащитные женщины и дети.

Осажденные же послали в качестве парламентера старую женщину, жену хаджи Танко. Ей удалось добиться свидания с пашой. Рассказав ему обо всем, она вернулась с письмом, в котором паша писал, что если осажденные сложат оружие, то будут помилованы милостивым падишахом. Вскоре старуха снова направилась в турецкий лагерь, вскинув на спину мешок с оружием, принадлежавшим тем, кто пожелали сдаться. Но не успела она дойти до ворот ограды, как ее убили башибузуки. Обманутые защитники, увидев своими глазами это варварское преступление турок, выбежали наружу, подняли мешок, расхватали свое оружие и решили обороняться.

Еще до этого происшествия, утром 1 мая, три парламентера — Митю Т. Попов, Рангел Харчиев и Стамен Кармов — были посланы к паше, чтобы начать переговоры о сдаче церкви, но по незнанию они вместо белого флага подняли черный. Осажденные видели, как башибузуки расстреляли посланцев, а потом изрубили их тела ятаганами. Разумеется, это варварское преступление было вызвано не черным флагом — если перуштинцы не понимали его значения, то и башибузуки не имели об этом понятия.

К паше привели пятнадцатилетнего подростка Апостола Иванова, убежавшего из церкви и пойманного. Паша задал ему, между прочим, следующие вопросы: сколько русских и сербов засело в церкви; много ли людей падают мертвыми после пушечного выстрела: где спрятаны деньги болгар: не зарыты ли в церкви драгоценности. Апостол слышал, как турки говорили друг другу, что юноши и девушки его возраста будут «потурчены»/обращены в мусульманство/, а все остальные зарезаны.

Подростка под конвоем повели к церкви, велели передать повстанцам предложение о сдаче. Подросток передал и подслушанный им разговор турок.

Лишь немногие осажденные поверили паше. Положение их было исключительно тяжелым, отчаянным, но они все же не решались отдать себя в руки диким разбойникам. Башибузуки и черкесы кричали во все горло и лихо бросались в атаку на церковь, пушечные выстрелы продолжали сотрясать стены церкви. Один из храбрых защитников, Тодор Велчев, с ножом в зубах и заряженным ружьем в руке, вихрем выскочил наружу и, разрядив в нападающих оба ствола своего ружья, бросился на врагов с ножом. И жестокие звери и грабители побежали от него, как овцы. Он гнался за ними шагов двадцать-тридцать, потом повернул назад к церкви. Его самого лишь ранило в палец. Но когда он пересекал церковный двор, башибузуки осыпали его градом пуль. Они стреляли издалека, с окрестных холмов. Весь израненный, он рухнул на землю. По просьбе Тодора другой защитник, Савов, выбежал из церкви и добил его выстрелом из ружья, чтобы прекратить его мученья. Еще чаще загремели пушечные и ружейные выстрелы, еще яростней и громче закричали жадные до человеческой крови башибузуки.

В это время положение запертых в церкви святого Архангела жертв стало поистине трагичным. Все расположенные у церкви строения были охвачены ярким пламенем: ворота церковного двора и двери храма, заваленные дровами и политые керосином, тоже горели: несколько раз загорался пол церкви, но пожар удавалось потушить: пушка стреляла беспрерывно, и снаряды, разрываясь над головами несчастных, отравляли и без того спертый воздух. Один снаряд влетел в церковь через окно и срезал железные крестовины, на которых висели люстры. Падая, люстры оторвали от свода и повлекли за собой громадные камни: раздался страшный грохот и треск, облако пыли наполнило церковь. Входные двери были забаррикадированы самими осажденными, чтобы не дать пулям проникнуть внутрь, так что пыль, дым и зловоние не имели выхода. Многие, преимущественно женщины, задохнувшись, валялись на полу рядом с убитыми и ранеными. Можно сказать, не преувеличивая, что в то время церковь походила на раскаленную печь или, скорее, на склеп. Каменные стены нагревались от огня горящих по соседству зданий, башибузуки бросали горящие поленья в двери. Мученики умирали от жажды, а воды взять было негде. Во дворе церкви находился небольшой источник, но те, кто, не жалея жизни, подбегали к нему, чтобы смочить потрескавшиеся губы, мгновенно падали, сраженные пулями. Турки и птице не дали бы пролететь над церковным двором.

Церковь оглашали хриплые стоны и отчаянные мольбы о том, чтобы она поскорее обрушилась и, похоронив под собою людей, не дала им попасть в руки врагов. Густые клубы дыма и копоти заполняли все пространство под сводами. Многие девушки и молодые женщины молили мужчин убить их, чтобы прекратить эти невыносимые страдания.

Герои-повстанцы, посвятившие себя народному делу и готовые в любую минуту отдать ему свою жизнь, пытались поддержать своих отчаявшихся братьев.

— За свободу и веру Христову погибнем, братья, как погиб наш спаситель! — кричали они со слезами на глазах.

Это были сапожник Кочо Чистеменский, уроженец Перуштицы Спас Гинев и другие герои. Но башибузуки дико кричали: «Вперед, нападайте смелее, за полчаса нужно их всех перерезать!», и это убивало мужество осажденных. Оказывается, башибузуки и черкесы, уверив пашу, что в церкви засели русские и сербы, попросили у него разрешения взять ее штурмом в течение получаса. Вот почему они нападали с такой яростью. В эти последние минуты борьбы церковь окружили регулярные войска, а башибузуки и черкесы отступили. К церкви подошел и сам паша. На этот «смелый» поступок он решился лишь после того, как многие выбежавшие из церкви и пойманные болгары подтвердили, что в ней нет никаких русских и сербов — только беззащитные женщины и дети да несколько обессилевших мужчин.