Записки о болгарских восстаниях - [52]

Брацигово, как центр восстания, оберегало и окрестные болгарские села — Радулово, Бяги, Козарско, Коричени, Здребичко и Голямо-Попово. Повстанцы не замедлили изготовить и деревянные пушки — и не одну-две, а целых восемнадцать разнокалиберных орудий, скрепленных железными обручами. Их расставили в разных местах на окраинах села. Затем, как в Панагюриште и Петриче, собрали гири, чтобы употребить их как снаряды.

—

Бои приносили повстанцам и счастливые минуты. Так, они однажды подсчитали, что за один день от их руки пало шесть башибузукских знаменосцев, мулла неприятельского лагеря, застреленный в тот момент, когда он готовился сзывать правоверных на молитву, и один турецкий командир. Эти славные подвиги патриотов заслуживают того, чтобы о них узнали многие.

Но все это были временные успехи. Наступающие башибузуки не впали в уныние от того, что убили их муллу и одного из командиров. Они не отходили от села, и количество их возрастало с каждым днем. Настоящая атака началась в пятницу 30 апреля, но тут башибузуков удивил гром черешневой пушки, то и дело стрелявшей в неприятеля гирями. Турки не растерялись. Они осыпали пулями повстанческий лагерь и село и кричали во все горло.

Ахмед-ага Барутанлия, имя которого, вероятно, попадет на страницы новой болгарской истории, ибо так зовут виновника самых жестоких, ужасающих сцен, как, например, резня женщин и детей, сопровождавших подавление болгарских восстаний в 1876 году. Ахмед-ага Барутанлия послал 26 апреля письмо в Брацигово, которым вызывал к себе некоторых виднейших брациговцев для переговоров. Но положение брациговцев еще не было критическим; они отказались идти к знатному турку и вместо покорных рабов послали ему отряд повстанцев, который и приветствовал его громом черешневых пушек.

Атаки башибузуков и стычки следовали одна за другой почти беспрерывно в течение целых пяти дней. 5 мая брациговцы, стремясь найти выход из положения, созвали, по настоянию молодежи, собрание главнейших деятелей, чтобы решить, целесообразно ли разрешить этой молодежи атаковать турецкий лагерь. Собрание, состоявшееся в школе, решило позволить смельчакам покинуть свои позиции и напасть на башибузуков. Решение сообщили всем жителям, чтобы они приготовились к бою не на жизнь, а на смерть, — в эту ночь предполагалось сделать последнюю попытку отбросить неприятеля. Атакующие должны были собраться возле башни, стоявшей у большой дороги на Широкпыт; в это время пушки должны были открыть огонь по турецкому стану с кладбища святого Афанасия.

Судя по всему, брациговцы, несмотря на свои успехи, внимали голосу благоразумия: они предложили населению, в случае если подойдут регулярные войска, не нападать на солдат султана. Таково было первое условие сдачи, и хотя о ней и не говорилось официально, она не выходила из ума у повстанцев. Да иначе и не могло быть. Хвала брациговцам, что они в таких условиях сумели оказывать сопротивление целых шестнадцать дней.

Вечером, когда повстанцы уже готовились к наступлению, со стороны большой сторожевой вышки послышался грохот, всполошивший все население. Это загремела пушка, прибывшая с отрядом регулярных войск под командой Хасана-паши. Она впервые подала свой голос, не похожий на треск повстанческих деревянных трещоток. Снаряд, выпущенный из турецкого орудия, попал в каменную ограду кладбища. Для большего эффекта одновременно с выстрелом заиграла военная музыка. Турки продолжали обстреливать из пушки село, но все снаряды падали на открытые места. Из этого многие сделали вывод, что паша нарочно приказал целиться в открытые места, чтобы только попугать повстанцев и быстрее заставить их сдаться. Пушечные выстрелы и появление регулярных войск смутили брациговцев. Они созвали внеочередное собрание и принялись обсуждать, как им следует встретить надвигающуюся опасность. Одни говорили: «Надо сдаваться», другие, особенно молодежь, не соглашались на сдачу. Решили переждать еще одну ночь. А пушка продолжала греметь.

6 мая после долгих споров и препирательств о подробностях сдачи решили, наконец, начать переговоры с пашой. Парламентером стал староста Милю. Он без труда дошел до лагеря Хасана-паши. Паша принял его очень ласково и, объяснив ему условия сдачи, отпустил. Брациговцам предлагали, если они хотят остаться в живых, прежде всего сдать оружие. Паша, желая показать на деле, что намерения у него честные, послал в башибузукский стан солдат со строгим приказом прекратить стрельбу. Затем он потребовал, чтобы к нему направили виднейших местных жителей и находящихся в Брацигове старост других селений, якобы для переговоров; на самом деле он хотел сделать их заложниками. К паше послали Манчева, Бычварова, Юрукова, Ст. Юрукова, Милю, Мижоркова и Ликоманова. Солдаты вышли им навстречу и привели их к паше.

Во время разговора с посланцами о причинах восстания и по вопросу о помиловании паша даже прослезился, но какими были эти слезы — искренними или крокодиловыми, осталось неизвестным. Во всяком случае нельзя отрицать, что Хасан-паша имел возможность так же расправиться с Брациговым, как расправился Рашид-паша с Пештерой. Между тем с Брациговым паша поступил довольно честно, к чему его, конечно, побудила лишь его собственная совесть. Говоря «довольно честно», я только сравниваю участь Брацигова с участью Батака, Перуштицы и Панагюриште.