Записки археографа - [150]
23 апреля на заседании политбюро была представлена очередная записка «комиссии Суслова» – «О развитии обстановки в Польше и некоторых шагах с нашей стороны»[990].
Записка открывалась констатацией: «Внутриполитический кризис в Польше принял затяжной хронический характер. ПОРП в значительной мере утратила контроль над процессами, происходящими в обществе. В то же время «Солидарность» превратилась в организованную политическую силу, которая способна парализовать деятельность партийных и государственных органов и фактически взять в свои руки власть. Если оппозиция пока не идет на это, то прежде всего из опасения ввода советских войск и надежд добиться своих целей без кровопролития, путем ползучей контрреволюции».
«Комиссия Суслова» выделяла три группировки в руководстве ПОРП. К правому флангу были отнесены Фишбах, Верблян, Раковский, Яблоньский. Их определяли как «ревизионистов», имеющих поддержку в партийных организациях, попавших под влияние «Солидарности». На левый фланг комиссия зачислила Грабского, Жабиньского, Олыповского, Кочелека. Их оценили как «наиболее близким к нашим позициям». Центристами были объявлены Каня и Ярузельский. Отмечалось, что они стоят на позициях дружбы с СССР, за сохранение обязательств по Варшавскому договору. «Оба они, особенно Ярузельский, пользуются авторитетом в стране. В настоящий момент фактически нет других деятелей, которые могли бы осуществлять партийно-государственное руководство».
Рекомендации Записки были направлены на укрепление единства ПОРП, сохранение позиций «левого крыла» в руководстве, усиления влияния партии в армии, МВД.
Казалось, всё развивалось по уже знакомому чехословацкому сценарию 1968 г. Кризис в стране, противоречия в высшем политическом руководстве страны, недовольство Москвы действиями своих клиентов, «международная солидарность социалистического содружества в противодействии происков реакции», – всё было так, как и раньше. Однако при внимательном рассмотрении можно обнаружить и разницу. Прежде всего, обращает на себя внимание то, что польское руководство было несравненно более сплочённым, чем чехословацкие партийные лидеры. По крайней мере, из Варшавы не шли «пригласительные письма» во всех их разновидностях, провоцировавшие советское руководство на активные действия «в защиту социализма». Однако важнее было другое. Ни в одном протоколе Политбюро нет прямых сведений о подготовке возможного вторжения советских войск в Польшу. Об оказании давления на польское руководство, о настойчивых требованиях ввести военное положение – много, но о подготовке вторжения – нет ни одного документа.
СССР неумолимо увязал в Афганистане. «Афганский вопрос известным образом влияет и на обстановку в ПНР», неожиданно заявил председатель Совета Министров СССР Тихонов при обсуждении на политбюро дежурного вопроса «О беседе с товарищем Бабраком Кармалем»[991]. Тихонов имел в виду экономический аспект проблемы. Расходы на войну в Афганистане росли, а к этому добавлялись проблемы польской экономики. Надо было выделять кредиты, чтобы оплачивать польские долги, поставлять туда нефть и нефтепродукты, а поставки польского угля в этих условиях составляли только 57 % от запланированного. Но намного серьёзнее были военно-политические аспекты афганской проблемы. Уже полтора года советские войска непосредственно участвовали в боевых действиях, а конца этим боям не было видно. Под контролем властей просоветского правительства Бабрака Кармаля было только 5 тысяч из 35 тысяч афганских кишлаков, не было ни одной провинции, которая бы полностью управлялась властями Демократической республики Афганистан, нарастали проблемы внутри группировки, господствовавшей в Афганистане[992]. Советские войска несли тяжёлые потери.
Нарастало понимание опасности происходившего, как и невозможности Советскому Союзу выйти из необъявленной войны или «удвоить конфликт» – добавить к Афганистану ещё и Польшу.
31 августа 1981 г. в записке Минобороны, МИД, КГБ, Отдела ЦК («Тенденции развития обстановки в Польше и направления наших возможных действий») рекомендовалось польскому руководству поддерживать постоянную готовность по установлению особого режима для отдельных предприятий, отраслей, например, транспорта, или районов – вплоть до введения военного положения.
Нарастало раздражение Брежнева против первого секретаря ЦК ПОРП С. Кани, который становился в его глазах символом уступок и капитуляции перед своими политическими противниками в «Солидарности». Брежнев даже не пытался скрыть это отношение перед польским лидером – ив его телефонном разговоре с Каней 16 июня, и при встречах с Каней в Крыму, и на заседании политбюро 10 сентября 1981 г.
Отставку Кани и избрание первым секретарем ЦК ПОРП генерала В. Ярузельского в Москве встретили с облегчением и надеждой. Ему сразу же позвонил Брежнев, и 19 октября между польским и советским лидерами состоялся обстоятельный телефонный разговор.
Кроме официального поздравления Ярузельского, Брежнев призвал его, «не теряя времени, переходить к намеченным вами решительным действиям против контрреволюции. Мы надеемся, что теперь все – ив Польше, и за рубежом – почувствуют, что дела в стране пойдут по-иному».
