Западный край. Рассказы. Сказки - [21]

Конечно, открытие магазина обрадовало всех: окружной центр вовремя позаботился о доставке соли и керосина, ведь как начнется пора дождей, в город за покупками не спустишься. Но еще больше взбудоражило людей второе известие:

— Партиец Нгиа здесь!

— Нгиа приехал!..

Имя это произносилось просто, как произносят обычно «А Пао», «А Лы»[28] или имя какого-нибудь другого соседа. Нгиа все знали, Нгиа все ждали, народ шел повидаться с ним отовсюду, даже люди са из деревушки Наданг, что у самого речного устья, явились в Финша.

Пришла к Комитету и старая Зианг Шуа с дочерью. Всюду стоял веселый гомон, словно во время праздника Тет, когда люди ходят от соседа к соседу, угощаясь в каждом доме.

Зианг Шуа перевалило уже за шестой десяток. Обычно женщины в ее возрасте и в доме еще управляются и в поле работают не хуже невесток и дочерей, но былые лишения и горести состарили Зианг Шуа, у нее давно уже болели ноги, и она еле ходила, ковыляя и прихрамывая.

Между тем Тхао Ми вступила в пору девичества. Мало нужды, что одета она была в старенькую линялую юбку и кофту — те самые, которые носила еще в партизанском крае, — все равно при виде ее люди одобрительно прищелкивали языками, признавая ее первой красавицей деревни. У нее было нежное бело-розовое лицо, мягкостью и округлостью черт напоминавшее спелый плод. И она так чудесно пела и играла на данмое[29].

Ми еще не задумывалась над отрадными и печальными сторонами жизни. Когда мать заводила речь о былом их житье в лесу и вспоминала о старшем брате, Ми тоже с грустью думала о нем, но молодость брала свое — печаль не задерживалась надолго в ее сердце. Да и то далекое время, когда Ниа водил ее на ярмарку, припоминала Ми очень смутно. Гораздо лучше помнила она вторжение тэй. Однажды их с Кхаем послали в лесной дозор. Они караулили с арбалетами[30] наготове, но враг так и не появился. Тогда они подстрелили большую лесную мышь, поджарили ее на костре и съели… Да, войну она помнила так, словно это было вчера.

Комитет размещался в маленькой хижине на пустыре, у края каменной осыпи. К тому времени, когда Зианг Шуа и Ми подошли к хижине, партийца Нгиа уже не было, зато вовсю шла торговля солью.

В прошлом и позапрошлом году сильные дожди отрезали жителей Финша от города, соль невозможно было достать ни за какие деньги; и теперь, когда Правительство доставило соль прямо на место, раскупали ее быстро и брали помногу — про запас. Люди приходили с флягами из высушенной тыквы на боку, тащили на спине длинные сосуды из толстоствольного — вполобхвата — бамбука, с трудом протискивались в хижину и, красные от волнения, широко улыбаясь, выбирались из дверей с покупкой. Каждый, кто стоял в очереди, непременно отпускал какую-нибудь нехитрую шутку, и из толпы у прилавка с весами то и дело доносились раскаты смеха.

Ми пробралась в помещение. Нгиа не было и там, но она вышла не сразу — задержалась, чтобы поглядеть, как председатель Тоа самолично продает соль. Когда же она наконец вернулась к матери, та засыпала ее нетерпеливыми вопросами.

— Нету его… — виновато ответила Ми. — Не знаю, где он…

— Партиец Нгиа скоро будет, — бросил им на ходу незнакомый человек, державший под мышкой бамбуковый сосуд с солью.

Зианг Шуа оглядела очередь.

— Ладно, подождем здесь… — сказала она.

Они отошли в сторонку и уселись под деревом вонг[31].

А люди все шли и шли.

К полудню те, что пришли издалека, начали понемногу расходиться. Народу стало меньше, на камнях перед входом в хижину белыми пятнами лег солнечный свет, и Зианг Шуа смогла наконец разглядеть, что делается внутри хижины.

Право слово, Комитет сегодня не Комитет, а соляной склад. Вон она соль — большая белая груда — как песок на речном берегу, и сам председатель By Шоа Тоа неутомимо двигается возле весов: то нагнется зачерпнуть соли, то выпрямится и загремит гирями.

Вообще-то не было еще дня, чтобы председателя Тоа удалось застать в Комитете. Даже в присутственные часы его нужно было искать не в конторе, а где-нибудь на огородах. Ведь заготовка продуктов для приезжих и прием гостей тоже входили в его обязанности. Вот и возился он день-деньской на грядках, выхаживая то капусту и горох, то крупную фасоль «конский зуб», то ячмень и кукурузу. А когда в деревнях были организованы бригады трудовой взаимопомощи, дня не проходило, чтобы он не появился в бригадах. Если надо было помочь кому-то, поставить дом, Тоа всегда был тут как тут и первым принимался таскать бревна и камни. Нет, не зря говорили люди: «Это наш председатель, поистине наш…»

Тем временем Тоа в который уже раз наклонился к глухому старику, сидевшему, скрестив ноги, перед грудой соли.

— Купите же соли, почтенный Ниа Пао!..

Старый Ниа Пао поднял на председателя глаза и ухмыльнулся беззубым ртом:

— Я не покупать пришел, — прошамкал он. — Мне бы наглядеться на соль…

Это продолжалось уже не один час. Председатель уговаривал старика, а тот упорно твердил свое. Тоа отходил, снова возвращался и кричал старику то в одно, то в другое ухо:

— Купите же соли!.. Купите!..

Ниа Пао продолжал сидеть с каменным лицом и знай себе повторял, что покупать не собирается, а хочет лишь поглядеть. И вдруг добавил — совсем уж невпопад: