Замок янтарной розы. Книга 2 - [44]

Последними с нижней палубы поднимаются двое. Эдвард Винтерстоун — всё в том же алом маскарадном кителе. С подозрением всматриваюсь в его лицо. Похоже, он не шутит насчёт болезни — весь бледный, с кругами под глазами, идёт покачиваясь, так что его выводит под локоть дядюшка Морж. Эдвард не выпускает из рук носового платка и без конца отирает лоб от испарины. У самого Моржа почему-то перевязана ладонь — этой повязки не было днём.

Стоять Эдвард, очевидно, не может — его посадили у шлюпки, и он тут же прислонился к ней спиной, поглядывая на всё сборище раздражённым взглядом человека, которого удерживает от ядовитого замечания только страх ещё больше разозлить капитана. А капитан со своей вспыльчивой натурой, который прогуливается туда-сюда перед шеренгой моряков, очевидно, едва сдерживается от того, чтобы найти какую-нибудь подходящую точку для выхода эмоций. Никому этой точкой становиться не охота, так что постепенно над палубой устанавливается плотная настороженная тишина. Только шум ветра и глухой рокот волн, да протяжный скрип корабельных снастей.

Как сказал Генрих? Тридцать четыре человека, не считая его самого, меня и Моржа. Пересчитываю сама и убеждаюсь — действительно, ровно тридцать четыре, не больше и не меньше. Впервые удивляюсь — почему так мало? Для такого огромного трёхмачтового корабля даже смешно… это вам не «Старая Калоша». Чтобы управляться со всеми этими парусами и такелажем требуется намного больше. Например, королевский линкор «Слава Стратагенетов», насколько я знаю, по размерам ненамного превышающий «Изгнанника», обслуживает более сотни человек. Особенно важно это во время шторма или морского боя, когда нужно очень быстро и слаженно, а главное одновременно управляться со всеми этими парусами и верёвками с их бесконечными зубодробительными названиями. А тут… тридцать четыре?

Кажется, мои мозги основательно встряхнул тот смертельный ужас, который я пережила только что. И это, пожалуй, их основательно прочистило. Пора вспоминать о том, что я не только влюблённая девушка, которая, надо признаться честно хотя бы самой себе, на волне непривычных чувств перестала замечать всё вокруг. А весьма сообразительная Леди Доктор, и мозгов мне хватило не только на звездоскоп — надёжная память, любовь к деталям и умение их подмечать не раз спасали меня в годы учёбы и вызывали уважение профессоров.

Отстранённо и словно через слой ваты слушаю, как Генрих кратко рассказывает своим людям о случившемся. Ропот, удивлённые лица… кто-то из этих людей абсолютно точно сейчас удивление разыгрывает.

Мой Ужасный Принц вновь повторяет, что раз корабль обыскан от бушприта до трюмов, это очевидно говорит о том, что среди нас спрятался подлый шакал. Надо найти.

Напоминает, что приказывал разделиться на звенья и никуда не ходить в одиночку. Даже матросы должны были нести дежурство попарно. Итак, кто за последний час отлучался?

Все отчитываются. Оказывается, что даже внизу в кубрике было организовано дежурство по двое — и дежурные клянутся, что никто из спящих не вставал и не выходил на верхнюю палубу. Морж с Эдвардом утверждают, что играли в кости и пили ром в каюте последнего, оба могут подтвердить алиби друг друга.

Кажется, допрос заходит в тупик. Я вижу, как злится Генрих, но ничего не может сделать.

Он проходит вдоль ряда, смотрит каждому в глаза.

Наконец, возвращается ко мне. У него очень усталый вид. Вспоминаю его слова о том, как невыносимо трудно ему подозревать кого-то из «своих». Сейчас он должен как-то сказать о том, чтобы все вернулись по своим местам и продолжили шпионить друг за другом, а мне объяснить, что ничего не вышло, и просто вернуть в каюту… По жёсткому блеску серых глаз вижу, что Генрих пытается подобрать нужные слова, но его упрямая натура никак не хочет признавать поражение, хоть и временное. Такое признание невыносимо ранит его гордость.

И кажется, сейчас именно тот момент, когда это я должна подставить ему плечо.

— Можно я… тоже посмотрю им в глаза?

Удивлённо выгнутая бровь, вопросительный взгляд.

— Только я видела все события этих нескольких дней изнутри. Только у меня в руках все кусочки мозаики. Вдруг получится сложить?

Кивком предлагает мне пройти вперёд. Сам — неотступно рядом, готовый в любой момент защитить, если ситуация выйдет из-под контроля.

Медленно иду, всматриваюсь в лица моряков. Чем больше этих лиц — сложных и простых, угрюмых и любопытных, молодых и не очень — проходит перед моими глазами, тем больше понимаю, что правда на поверхности, совсем рядом, и всему должны быть очень простые и понятные объяснения. Кажется, я вот-вот «ухвачу за хвост» мысль, что вот уже который день бьётся где-то на глубине сознания.

Встряска явно пошла мне на пользу. Обострила ум, который сейчас острым резцом отсекает от прошлого лишние детали, сохраняя важное.

Не раз и не два за эти несколько сумасшедших дней интуиция колола меня куда-то в солнечное сплетение на определенном событии, человеке или детали, которая не вписывалась в общую картину, казалась чужеродной. Я или отмахивалась от таких «подсказок» внутреннего голоса, или откладывала их в сторону, потому что никак не могла понять, из какой части картины выпала эта деталь и что она означает. Но вот теперь, кажется, их накопилась критическая масса. Мне просто нужно ещё раз перебрать их в ладонях, рассмотреть внимательнее… и тогда, быть может, они сложатся в цельный узор. Это как та детская игрушка с цветными стёклышками в трубке — калейдоскоп. Осталось всего лишь правильно встряхнуть.