Замок спящей красавицы - [54]

— Пойду за врачом, — решает она.

И, не желая ничего говорить, я лишь киваю в ответ.

Но воля моя непоколебима, яд не властен над ней. Когда боль немного стихает, я поворачиваюсь на бок, чтобы посмотреть на часы. Проклинаю их. Элен ненадолго выходит. Из дровяного сарая доносится визг пилы — это пришел старик, который нам помогает. Элен возвращается.

— Побудешь один четверть часа?

— Да.

— Я иду за доктором.

Подождав немного, я предпринимаю свою последнюю, наверное, вылазку. Ох эта чертова лестница! До чего же она крута! И нескончаема! Но мне любой ценой необходимо дойти до секретера. Стены шатаются, комната наполняется шумом моих легких. Найдя наконец конверт, я пишу:

«Господину Прокурору Республики,

Дворец правосудия.

Лион»

Мой язык до того высох, что я уже не в состоянии смочить углы конверта, чтобы заклеить его; для этого мне приходится опустить палец в вазу с тремя хризантемами. С письмом в руке я иду на кухню и вижу через окно старика, распиливающего бревно.

Он не замечает меня. Его пила оставляет после себя две белые кучки опилок, и эта картина внезапно начинает волновать меня. Но даже такие легкие эмоции вызывают у меня удушье. Стоя у окна, я наблюдаю за пилой, за покрытым мхом бревном и свежеотпиленным торцом.

Боже мой! Как же я люблю жизнь!

Старик ловко орудует пилой, она послушно поет и ходит взад-вперед. Я прислоняюсь лбом к стеклу. Не отступать же теперь!

Ствол падает, распадаясь на два обрубка, на которых еще заметны следы улиток. Старик выпрямляется и вытирает лоб. Приоткрыв окно, я жестом подзываю его… Он послушно подходит, и я протягиваю письмо.

— Пожалуйста, — говорю я ему, — опустите это в почтовый ящик. Только не забудьте, хорошо?

— А мадам?

— Не беспокойтесь. Вам незачем даже говорить ей об этом.

— Но здесь нет марки…

— Ничего страшного, опустите так, как есть, без марки.

— Хорошо, — говорит он не слишком уверенно.

— Спрячьте его в куртку, прямо сейчас…

— Хорошо.

Закрыв окно, я уже ни о чем больше не думаю…

Вскоре возвращается Элен.

— Врача сегодня нет дома, Бернар. Я так расстроилась… Придется подождать до завтра…

Она лжет. Она уже бесповоротно решила покончить со мной сегодня; врач завтра, конечно, придет, но я уже буду мертв… Он лишь покачает головой, разведет руками и без колебаний выдаст свидетельство о смерти и разрешение на погребение. А тем временем мое письмо уже дойдет по назначению. И потому я абсолютно спокоен.

Элен приносит чашку с настойкой, поддерживает меня; я прижимаюсь щекой к ее груди.

— Выпей, дорогой.

Ее голос еще никогда не звучал так нежно. Помешав ложечкой настойку, она подносит чашку к моим губам. Жесты ее полны самой трогательной нежности и дружелюбия. Я покорно пью. Вытерев мне губы, она с состраданием помогает снова улечься и склоняется надо мной. Ее пальцы скользят по моему лбу и слегка надавливают мне на веки. Я закрываю глаза…

— Отдыхай, мой дорогой Бернар, — шепчет она.

— Хорошо, — отвечаю я, — я посплю… Спасибо, Элен.

Дурной глаз

Le mauvais oeil (1956)

Перевод с французского Л. Корнеевой

Глава 1

«Не может быть, — думает Реми. — Этого не может быть!» И все же он знает, что прошел вчера немного больше, чем позавчера, а позавчера немного больше, чем в предыдущие дни. Но ему помогали. Он опирался на плечо друга. Слышал слова поддержки. Его тянули вперед. Он лишь не сопротивлялся. А вот сегодня…

Реми поднимает одеяло, смотрит на свои неподвижно вытянутые ноги и тихонечко шевелит ими. «Шевелятся, но не могут меня носить». Он откидывает одеяло, садится на край кровати, свесив ноги. Пижама задралась и оголила бледные дряблые икры, совсем гладкие, и Реми зло повторяет себе: «Они не могут меня носить». Он опирается на тумбочку, встает. Странное ощущение — никто тебя не поддерживает! Теперь одну ногу надо переставить вперед. Какую? «Это не имеет значения», — сказал знахарь. Однако Реми раздумывает, не может решиться; весь сжался, предчувствуя, что сейчас пошатнется, рухнет на пол, разобьет лицо. Он вспотел. Он стонет. Почему все они хотят заставить его ходить? Он ощупью находит шнурок за своей спиной. Дергает резко, изо всех сил. Должно быть, звонок на первом этаже вызвал ужасный переполох. Сейчас придет Раймонда. Она поможет ему лечь в постель. Принесет завтрак. Потом умоет его, причешет… Раймонда! Он кричит так, словно проснулся в кошмаре среди ночи и ничего не узнает вокруг. Внезапно им овладевает ярость. Его больше не любят. Его ненавидят, потому что он калека. Его… Он делает шаг вперед. Он только что сделал шаг. Он отрывает руку от тумбочки. Он стоит, сам. Не падает. Ноги немного дрожат. Он ощущает сильную слабость в коленях, но все же стоит. Медленно волоча по полу ту ногу, что осталась сзади, он приставляет ее и снова делает шаг вперед. Что же говорил знахарь? «Не думайте. Не думайте о том, что вы идете». Реми медленно удаляется от кровати. Гнев исчез, а за ним — и страх. Он направляется к окну. Оно далеко, очень далеко, но Реми чувствует, как его щиколотки становятся все более гибкими, как твердо стоят на паркете ноги. Он свободен. Он больше ни от кого не зависит. Ему не нужно больше просить «с видом капризного ребенка», как говорит Раймонда, чтобы открыли окно или подали ему книгу, сигарету. Он ходит.