Они ехали в густом потоке машин, то и дело прерывавшим их многочасовой спор. Вероника даже остановилась на середине фразы, когда они поравнялись с тяжелым грузовиком, и договорила ее много времени спустя, дав Дювалю время собраться с мыслями.
Спавшее напряжение заставило их замолчать, так и не окончив ссоры, зревшей несколько месяцев. Во время спора они не глядели друг на друга, к тому же скорость была велика и не позволяла отвлекаться от дороги. Когда же "Триумф" с открытым верхом влетел в шумный и ветренный туннель, то слова и взаимные упреки пришлось просто выкрикивать. Время от времени какое-нибудь насекомое шлепалось в ветровое стекло кровянистым плевком, и тогда Вероника включала стеклоочиститель. Постепенно дорога пустела.
- Итак, я делаю из этого главный вывод.
Она заговорила первой, словно обращаясь к дороге, к медленно спускавшейся ночи, зажигавшей огни на грузовиках. Права была, конечно, она! Дюваль с болью осознавал, что во всем виноват он один. У него были отменные способности создавать неразбериху, подобно тому, как у других музыкальный или живописный талант. Ну, зачем, в самом деле зачем, он выбрал именно эту женщину! Почему?… Он отупел от шума и скорости. Жесткие, хлесткие слова вылетали сами собой. Нет, прежде он не был таким злым и стал им не без оснований.
- Я не жулик! - прокричал он.
Она рассмеялась и прибавила ход, чтобы обогнать машину с огромным катером-прицепом. Стрелка спидометра пересекла отметку 140.
- Ты должен был меня, по крайней мере, предупредить - сказала Вероника.
- Но я повторяю, черт возьми, что у меня не было времени!
- Но позвонить-то всегда можно.
- Да?… Позвонить?… Но куда? Может ты сообщила, где тебя найти в Париже?
И не преминул добавить:
- Разве кто-нибудь знает, где ты бываешь. Тут она повернулась к нему:
- Что это значит?
- А это значит, что стоит тебе покинуть Канн, как ты словно проваливаешься куда-то…
- Выходит, я обманываю тебя? Так?
- А почему бы и нет?
Она так резко затормозила, что Дюваль едва успел ухватиться за приборную доску.
- Что ты задумала?
- Ты мне сейчас объяснишь, мой дорогой, как это я изменяю тебе!
Машина ехала теперь в пределах 70, от этого стало жарко.
- Ну, ладно, валяй! Говори!
Дюваль провел ладонью по глазам и скулам. Спокойствие! Только спокойствие!
- Ты мне разрешила пользоваться твоим счетом, - сказал он.
- Я не вижу связи.
- Погоди! Вначале все, что принадлежало тебе, принадлежало и мне, а все мое - тебе?
- У тебя ничего нет.
- Допустим! - сказал Дюваль терпеливо. - Но это не мешает мне пользоваться правом на эти деньги? Так или нет?
Она пожала плечами.
- А теперь - продолжил он, - ты из меня делаешь вора. Я не вижу, почему бы мне тебя и не обозвать…
- Как?
- Послушай, Вероника, с меня довольно! Весь четверг я пытался дозвониться тебе. Я хотел лишь сказать об этом чеке и пытался это сделать до полуночи…
- Итак, где ты была?
Машина с катером медленно поравнялась с ними. Дюваль, словно тонущий пловец, увидел над собой белый Парус и винты. Вероника посигналила фарами. Высветились медные буквы на корме судна: "Лорелея".
- В Париже я всегда очень занята.
- Чем это?
- Представь себе, я хожу в кино, на выставки, демонстрации мод.
Она опустила верх кузова, и ветер задул снова.
- В отличие от тебя, мне все интересно. В Канне прекрасно, но в Париже свободнее дышится.
- Плевал я на Канн! Если я туда и приехал, то только потому, что там проще найти клиентуру, тех самых красоток в твоем духе, черт побери, которые пропадают от безделья и больны не больше, чем я сам, но это ведь так престижно - иметь собственного массажиста.
Он посмотрел на свои волосатые квадратные руки, медленно сжал кулаки.
- Они получают наслаждение от этих пальцев, бегающих по их коже. Наверное приятно, когда твой раб тебя растирает. Немного врач, немного полотер, немного гипнотизер, и всегда к твоим услугам.
Вероника яростно увеличила газ, и прекрасная белая лодка снова поравнялась с ними. У Лиона дорога была забита машинами.
- Прикури мне сигарету, - сказала она. - В ящике для перчаток есть новая пачка.
Он вскрыл пачку, брезгливо взял сигарету губами, отвратительный запах ментола наполнил его рот, словно глоток желчи: - даже табак у них разный. Он поспешно передал зажженную сигарету Веронике.
- Когда я решил открыть свое дело, - снова начал он, - ты согласилась. Только стоит это дорого. И я тебя предупредил, что аппаратура обойдется почти в миллион.
- Прежде чем заказывать аппараты, нужно было по крайней мере решить, останемся ли мы в Канне. Да и зачем они тебе. Обошелся бы и руками.
- В Канне или в другом месте мне все равно нужны кое-какие аппараты.
- Ну, вот еще, - сказала она. - Обойдешься и так.
Эти слова подействовали на Рауля словно удар. Он закрыл глаза, наклонился вперед. Гнев скрутил его словно судорога. Ему вдруг захотелось со всей силы влепить ей пощечину. И чтобы сдержаться, он скрестил руки. Она быстро взглянула на него и поняла, что зашла слишком далеко.
- Ты заработаешь много денег, - сказала она вдруг примирительно, - у тебя замечательные руки.
- Заткнись!
Множились плакаты, стрелки, фонари с высоты заливали улицу светом операционной. Дюваль хотел остановиться в Лионе. Оттуда ночным поездом легко было добраться в Канн. Продолжать отношения с этой женщиной было выше его сил. Он и так слишком долго боролся с собой. Обманщиками, вот кем они были друг для друга. И она даже больше, чем он. Намного больше.
