Заметки травницы - [3]

— Мне кажется, трое дочерей должны послужить достаточным украшением перед графиней, — буркнула девочка, резко дернув книгу на себя. Авриллия надавила сильнее, отчего страница опасно натянулась.

Не желая портить ценного фолианта, Биара грозно уставилась на сестру, что ответила ей снисходительным взглядом из-под опущенных ресниц, изогнув краешек кукольных губ в презрительной усмешке. Ни один волосок не выбивался из ее идеально уложенных светлых волос, ни одного пятнышка не было на гладкой мраморной коже, щедро усыпанной дорогой перфорированной пудрой, привезенной не иначе, как из самой Крановии. Авриллия всегда следила за тем, чтобы выглядеть безупречно, тем самым угождая своей матери, баронессе Нимиде Лорафим.

«Вот уж кто точно годится для того, чтобы повсюду таскаться за матерью, дополняя ее драгоценности» — угрюмо подумала Биара, не спуская рассерженного взгляда с сестры. Авриллия превосходно знала, что она терпеть не могла такие вот светские прогулки, как и знала то, что изо всех дочерей именно на Биаре Нимида отыгрывалась больше остальных — не в последнюю очередь из-за упрямого своенравия дочери и ее несоответствии образу примерной леди, что должна была служить «украшением» рода.

— Если в твоей книге не написано, как перестать быть таким ничтожеством и начать лучше соответствовать роли дочери почетного барона, бросай это дело и приведи себя в порядок. Если матушка вновь найдет в твоей прическе кусок ветки или листья, то окончательно решит сослать тебя в служители Исаи, — сказав последнее, сестра злорадно хохотнула.

Ныне Исае, древней богине света, поклонялось все Королевство, однако не то, чтобы ее истинных последователей было так уж много. Сам барон, Сильвар Лорафим, не особо верил в божества, однако часто знать вынуждена была отправлять одну из своих дочерей служить Исае, лишь бы священники от них отстали и не доносили королю за каждый их проступок.

В служении Исае не было ничего страшного, если не считать того факта, что вся жизнь молодой девушки перечеркивалась и посвящалась богине. На лицах молодых монахинь ставилось клеймо, поэтично прозванное «поцелуем Исаи», чтобы в случае побега каждый мог распознать в несчастной беглянку. Суровые законы были таковыми, что видя беспризорную женщину со знаком Исаи, любой мог сделать с ней все, что только пожелает — и ни закон, ни семья не могли ее защитить.

Биара крепко сомневалась, что мать отдаст одну из своих дочерей в служение Исае — даже столь паршивую овцу, какой она считала свою третью по счету дочь. Что-то подсказывало девочке, что мать слишком горда для этого и считает себя выше того, чтоб ее дети, пускай и самые непутевые, попали в священнослужители какой-то там богини. Хотя, никогда не знаешь наверняка. Биара предпочитала не забивать себе голову неопределенными страхами. Если Нимида все же решит отослать ее в храм Исаи, тогда и настанет черед думать, что с этим делать. В крайнем случае, у нее всегда есть один-единственный человек, на которого можно положиться — ее старший брат Ирас.

— Матушка просила передать, что ждет нас всех за сотню взмахов, в общей гостиной, — скучающе протянула Авриллия, поняв, что более ничего от сестры не добьется.

Она нехотя убрала руку с книги, одернув ее так, будто прикоснулась к плешивой дворняге. Смерив Биару напоследок презрительным взглядом темно-карих глаз, девушка развернулась, стремительно зашагав к выходу, грациозно придерживая длинные юбки одной рукой, как того требовала от них Нимида.

— Эй, Авриллия! — окликнула ее девочка.

— Чего тебе? — раздраженно отозвалась сестра, нехотя обернувшись.

— Что тебе известно о Катаклизме?

— Что? — тупо повторила та, растеряно замигав длинными ресницами.

Вдоль фарфорового лба пошли морщинки, свидетельствуя о том, как его владелица сосредоточенно размышляет. Биара терпеливо ждала, внимательно глядя на сестру.

— Это что-то связанное с давними временами, когда наступил голод и болезни, — наконец вспомнила Авриллия. Лицо ее прояснилось, а лоб разгладился.

— А что стало причиной этих событий? Отчего возник голод, болезни?

— Я не… не помню! — выпалила сестра, даже не попытавшись над этим поразмыслить. Впрочем, Биара была почти полностью уверена, что сестра ничего подобного отродясь не знала.

— Что было бы, зайди при светской беседе разговор об этом? Тебе было бы совершенно нечего сказать, Авриллия.

— Благородные леди не говорят о подобных нелепицах! — гордо вздернула острый носик сестра, ни на мгновение не сомневаясь в собственной правоте.

— Разумеется, — коротко вздохнула Биара, не понимая, отчего ей так гадко на душе: из-за правоты сестры или того факта, что подобных тем действительно никогда не могло быть в светских беседах, которые так обожала Нимида и прочие дамы ее круга. Значит, придется вновь выслушивать их бессмысленный треп о тканях, новом крое платьев Андор-Нау и поверхностные суждения о политике.

Погрузившись в раздумья, Биара даже не заметила, как Авриллия покинула покои, пренебрежительно хмыкнув напоследок. Девочка рассеяно провела рукой вдоль спутанных волос, которые придется приводить в порядок только затем, чтобы долго трястись в тесной и душной карете, умирая от смешанных парфюмов матери и сестер, а после страдать еще больше, сидя на подобии изваяния в женском салоне, ловя строгий взгляд Нимиды Лорафим, подмечавшей каждое неверное движение своих дочерей.