Заметки о войне на уничтожение - [21]

Письмо жене, [Льтсков] 4 июля 1941 г.

BArch. N 265/155. Bl. 40f. Ms.

[…] Война в России неслыханно кровава. Враг понес потери, невиданные до того в этой войне. Русским солдатам их командиры сказали, что все они будут нами расстреляны. Вместо сдачи в плен они стреляют каждому немцу в спину. Это, конечно, вызывает контрмеры с нашей стороны, достаточно жестокие. И так обе стороны ожесточаются, в результате чего уйма людей теряет свои жизни. Да к тому же плохо просматриваемая местность: повсюду леса, болота, поля со спрятавшимися в них русскими, — короче говоря, тут не слишком приятно.

Позавчера, после того как мы зачистили лес и взяли в плен 4000 сидевших в нем русских, я ехал по насыпи в болоте. По обеим сторонам росли плотные кусты ольхи. Болото справа и слева было по колено глубиной. Внезапно русский с винтовкой в руках выпрыгнул на дорогу где–то шагах в ста перед нами. Спустя лишь несколько секунд еще семь или восемь человек последовали его примеру. Никто не мог знать, нет ли там и других. Для них расстрелять нашу машину на дороге было бы детской забавой. Их было десять, нас трое. Они прятались в кустах, мы же ехали по открытому пространству. Минуту мы совещались, что же делать. Лес молчал. И тут совершенно случайно подошло подкрепление — еще две наши машины ехали мимо. Вот теперь мы двинулись на русских. Но мы не смогли их найти. Они спрятались в непроходимом болоте.

Мы стоим на месте, где вели бой, уже восемь дней. Два последних мы использовали для того, чтобы навести порядок в подразделениях и дать солдатам отдохнуть. Завтра мы пойдем дальше, вглубь России. Она еще не окончательно разбита. Но по ней нанесен тяжелый удар[105]. Уже несколько дней как русские самолеты полностью исчезли. Это большое преимущество.

Дивизия Хартмута в течение нескольких дней вела бои неподалеку от нас. Сейчас она, вероятно, уже далеко продвинулась на восток. Надеюсь, что у парня всё в порядке.

Либау снова в наших руках. Возможно, когда–нибудь ты снова найдешь свой дом[106].

Здоровье у меня в целом в порядке. Мне сделали несколько уколов новопротина с витаминами, что помогло. Пока еще хватает куриц, яиц и телятины. Но вскоре отсюда почти всё будет повысосано. […]

Письмо жене, [Лысков] 5 июля 1941 г.

BArch. N 265/155. Bl. 62

[…] Мы расположились в аптеке, принадлежащей старому еврею. Он рад, что избавился от большевиков. Очевидно, что они очень плохо обращались с людьми, у которых была собственность. Мы проезжали через несколько имений. Всех владельцев уничтожили большевики, хозяйства запущены, разрушены, заброшены и вообще в ужасном состоянии. Их использовали в качестве бараков для рабочих или времянок. Русские солдаты не кажутся убежденными большевиками. Пленные в основном жалуются на плохое питание и то, что начальство с ними плохо обращалось. Ясно, что в реальности народной общности не существует. Так как комиссары не дают солдатам дезертировать и заставляют идти в бой под дулом пистолета, солдаты в ответ забивают комиссаров до смерти. […]

Письмо жене, [Козов] 6 июля 1941 г.

BArch. N 265/155. Bl. 63

[…] После того как наша битва окончилась, мы продвигаемся на восток короткими переходами. Скопление войск замедляет продвижение сильнее, чем нам хотелось бы, затрудняет его и невероятное состояние дорог. Господи Боже, ну и мрачная же местность к северу от Припятских болот — лес, повсюду лес, между ним участки болот километровой ширины, в которых утопаешь по колено в иле. Лишь с воздуха всё выглядит симпатичнее. Вчера я облетал мои маршевые колонны на «Шторхе»[107], сверху они выглядят как очаровательные игрушки.

Русский, что располагался прямо перед нами, теперь уничтожен. Чудовищно кровавая битва. В некоторых случаях мы не давали им никакой пощады. Русский зверски обращался с нашими ранеными. В ответ наши парни пристреливают и забивают всё, что носит коричневую униформу. Необъятные леса до сих пор полны солдат из разбитых дивизий и беженцев, некоторые из них не вооружены, некоторые вооружены, и они невероятно опасны. Даже когда мы направляем дивизии прочесывать эти леса, десятки тысяч умудряются избежать пленения, прячась на непроходимой территории.

Сталин отдал отступающим войскам приказ уничтожать всё, что мы могли бы использовать[108]. Так что опять всё сжигается дотла как во времена Наполеона и в какой–то мере как в 1915 г. По рассказу моего начальника, генерал–полковника фон Вейхса[109], в Минске, в городе, где живет 200 000 человек, всё сожжено, остались лишь два помпезных советских здания. В Козове, где мы квартируем, осталась лишь треть домов. Красные комиссары сожгли центр города. Население, наверное, этим сыто уже по горло — это для них четвертый раз начиная с 1915 г.!

На юге дела идут не так хорошо, как тут, на центральном направлении. На Украине русский отходит по плану и организованно, так что много чего может уничтожить. Он был слишком силен, чтобы его смять. Следующая большая оборонительная линия у него, похоже, на Днепре. Хартмут там скоро окажется! Мюнстер теперь серьезно бомбили. Как там наши вещи? […]

Письмо жене, [Ляховичи] 8 июля 1941 г.