Заметки о войне на уничтожение - [19]
В стране сильная дороговизна, особенно, конечно, в перенаселенных городах. Говорят, что в Томашуве килограмм белого хлеба стоит 8 марок, в Варшаве в одном из ресторанов хлеба не стали брать, так как за фунт потребовали 12 злотых. Фунт кофе предлагают за 100 марок. В Варшаве есть польский ресторан, в котором прислуживают люди из польского общества и играют польские музыканты. Управляющая производит впечатление балтийской помещицы с положением, польские гости приветствуют польских женщин–официанток (одетых в польские национальные костюмы), целуя им ручки (на которых, кстати, порой надеты совершенно безупречные драгоценности). Если там обедать, то, не особо набив живот и выпив лишь рюмку водки, оставишь 8–10 марок. Совершать покупки здесь бессмысленно. С одной стороны, ничего нет, с другой стороны, дороговизна.
Отвратительно раболепие низших слоев. Неслышными шагами они прокрадываются в наш дом, шастают повсюду, вдруг возникают там, где им делать нечего, и склоняются тогда в глубоком поклоне. Никому из них не хочется доверять. У меня сразу же украли мыло. Теперь я вообще никого к себе не пускаю, так как их общество мне крайне противно. Табличка на двери, на которой начертаны не [94]выговариваемые и непонятные слова «Wstęp dla wszystkich osób cywilnych surowo wzbroniony», должна предотвратить проникновение.
В остальном наши органы управления не особо–то церемонятся с поляками. Чтобы открыть «Немецкий клуб», они работали с шести утра до поздней ночи. Евреи за это не получили ничего, им платит еврейская община. Заплатили ли что–то полякам, я не знаю. Сначала, конечно, ничего не ладилось, всё делалось наперекосяк. Не успели что–то построить, как половина была уже сломана или непригодна к использованию. Вчера окружной начальник провел генеральную проверку пригодности своих помещений, устроив небольшой праздник. Я ушел оттуда в 11 вечера, на лестнице повстречал четырех мрачных гражданских, прислонившихся к стенке. На мой вопрос, что здесь среди ночи делают поляки, если я их и днем–то не хотел видеть, они ответили, что они — ремесленники. Архитектор приказал им прибыть сюда, чтобы иметь их под рукой, если что–то сломается. И вот они стояли и ждали, не случится ли чего. «Похоже, мы превращаемся в нацию господ», — заметил один из моих спутников.
Такова обстановка у нас здесь. Среди поляков, думаю, друзей у нас немного. Страна, которую за 25 лет четырежды пересекли сражающиеся армии, похоже, разрушена до самого основания. Каким образом можно взяться и исправить здешнее положение вещей, мне пока не приходит на ум. Какие–либо предпосылки для этого, без сомнений, отсутствуют.
Письмо жене, [Седльце] 10 июня 1941 г.
BArch. N 265/155. BL. 29
[…] Два дня у нас провел Клюге[95], послезавтра в Варшаву также приедет Браухич[96], дела теперь движутся быстрее. […]
Письмо жене, [Седльце] 13 июня 1941 г.
BArch. N 265/155. BL. 30
[…] Дела спорятся. Каждый день приближает нас к новому событию, день и ночь на восток катятся огромные колонны, едешь вдоль маршевых колонн длиной в 30–50 километров. Дороги гудят и всё окутывают непроглядные клубы пыли. […]
Письмо жене, 17 июня 1941 г.
BArch. N 265/155. Bl. 33f.
[…] Я видел, как наши противники по ту сторону реки усердно работают, укрепляя свои позиции. Грузовиками и телегами подвозят стройматериал. […] Кажется, что американцы целеустремленно сами втягивают себя в войну. Говорят, что немецкие консульства в США вскоре должны закрыться[97]. Если они действительно вступят в дело, то мы счастливо окажемся на мировой войне под номером 2. Увидим, сколько это всё еще продлится. Мы стоим на пороге великих событий. Всё, что в наших силах, подготовлено. […]
Письмо жене, [Хлопков[98]] 21 июня 1941 г.
BArch. N 265/155. BL. 36.
Я сегодня отослал тебе свои наручные часы, так как они сломались, и, как нарочно, в тот момент, когда понадобились. Винтик для завода потерялся, в этом состоянии часы для меня непригодны. Прошу тебя достать для меня другие часы и прислать мне, так как здесь часов не найти, а мне их не хватает. Пусть это будут совершенно простецкие внешне часы.
Когда отправится это письмо, начнется новая кампания. Мы должны обезвредить соседа, который мог стать для нас опасен, если мы бы выступили против Англии — на Суэцком ли канале или напав на остров. Далее, поход должен дать нам сельскохозяйственные районы, которые в состоянии произвести столько, чтобы прокормить всю Европу. Последнее, вероятно, главная забота, после того как Америка неофициально уже находится с нами в состоянии войны. В известной степени, конечно, играет роль и мировоззренческое противостояние.
Как проявит себя новый враг, никто не знает. Во время финской войны[99] его командование показало свою слабость. Рядовой боец, как и в [Первую] мировую войну, изначально вовсе не слабый противник. Говорят, что боевой дух там вполне на высоте.
Уже несколько недель мимо нас везут огромное количество солдат и военной техники. Развертывание боевого потенциала в огромных масштабах. Есть надежда, что всё решится быстро. Желательно, чтобы так и получилось.
Вчера я еще раз навестил Хартмута
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.