Заметки о войне на уничтожение - [19]

Шрифт
Интервал

В стране сильная дороговизна, особенно, конечно, в перенаселенных городах. Говорят, что в Томашуве килограмм белого хлеба стоит 8 марок, в Варшаве в одном из ресторанов хлеба не стали брать, так как за фунт потребовали 12 злотых. Фунт кофе предлагают за 100 марок. В Варшаве есть польский ресторан, в котором прислуживают люди из польского общества и играют польские музыканты. Управляющая производит впечатление балтийской помещицы с положением, польские гости приветствуют польских женщин–официанток (одетых в польские национальные костюмы), целуя им ручки (на которых, кстати, порой надеты совершенно безупречные драгоценности). Если там обедать, то, не особо набив живот и выпив лишь рюмку водки, оставишь 8–10 марок. Совершать покупки здесь бессмысленно. С одной стороны, ничего нет, с другой стороны, дороговизна.

Отвратительно раболепие низших слоев. Неслышными шагами они прокрадываются в наш дом, шастают повсюду, вдруг возникают там, где им делать нечего, и склоняются тогда в глубоком поклоне. Никому из них не хочется доверять. У меня сразу же украли мыло. Теперь я вообще никого к себе не пускаю, так как их общество мне крайне противно. Табличка на двери, на которой начертаны не [94]выговариваемые и непонятные слова «Wstęp dla wszystkich osób cywilnych surowo wzbroniony», должна предотвратить проникновение.

В остальном наши органы управления не особо–то церемонятся с поляками. Чтобы открыть «Немецкий клуб», они работали с шести утра до поздней ночи. Евреи за это не получили ничего, им платит еврейская община. Заплатили ли что–то полякам, я не знаю. Сначала, конечно, ничего не ладилось, всё делалось наперекосяк. Не успели что–то построить, как половина была уже сломана или непригодна к использованию. Вчера окружной начальник провел генеральную проверку пригодности своих помещений, устроив небольшой праздник. Я ушел оттуда в 11 вечера, на лестнице повстречал четырех мрачных гражданских, прислонившихся к стенке. На мой вопрос, что здесь среди ночи делают поляки, если я их и днем–то не хотел видеть, они ответили, что они — ремесленники. Архитектор приказал им прибыть сюда, чтобы иметь их под рукой, если что–то сломается. И вот они стояли и ждали, не случится ли чего. «Похоже, мы превращаемся в нацию господ», — заметил один из моих спутников.

Такова обстановка у нас здесь. Среди поляков, думаю, друзей у нас немного. Страна, которую за 25 лет четырежды пересекли сражающиеся армии, похоже, разрушена до самого основания. Каким образом можно взяться и исправить здешнее положение вещей, мне пока не приходит на ум. Какие–либо предпосылки для этого, без сомнений, отсутствуют.

Письмо жене, [Седльце] 10 июня 1941 г.

BArch. N 265/155. BL. 29

[…] Два дня у нас провел Клюге[95], послезавтра в Варшаву также приедет Браухич[96], дела теперь движутся быстрее. […]

Письмо жене, [Седльце] 13 июня 1941 г.

BArch. N 265/155. BL. 30

[…] Дела спорятся. Каждый день приближает нас к новому событию, день и ночь на восток катятся огромные колонны, едешь вдоль маршевых колонн длиной в 30–50 километров. Дороги гудят и всё окутывают непроглядные клубы пыли. […]

Письмо жене, 17 июня 1941 г.

BArch. N 265/155. Bl. 33f.

[…] Я видел, как наши противники по ту сторону реки усердно работают, укрепляя свои позиции. Грузовиками и телегами подвозят стройматериал. […] Кажется, что американцы целеустремленно сами втягивают себя в войну. Говорят, что немецкие консульства в США вскоре должны закрыться[97]. Если они действительно вступят в дело, то мы счастливо окажемся на мировой войне под номером 2. Увидим, сколько это всё еще продлится. Мы стоим на пороге великих событий. Всё, что в наших силах, подготовлено. […]

Письмо жене, [Хлопков[98]] 21 июня 1941 г.

BArch. N 265/155. BL. 36.

Я сегодня отослал тебе свои наручные часы, так как они сломались, и, как нарочно, в тот момент, когда понадобились. Винтик для завода потерялся, в этом состоянии часы для меня непригодны. Прошу тебя достать для меня другие часы и прислать мне, так как здесь часов не найти, а мне их не хватает. Пусть это будут совершенно простецкие внешне часы.

Когда отправится это письмо, начнется новая кампания. Мы должны обезвредить соседа, который мог стать для нас опасен, если мы бы выступили против Англии — на Суэцком ли канале или напав на остров. Далее, поход должен дать нам сельскохозяйственные районы, которые в состоянии произвести столько, чтобы прокормить всю Европу. Последнее, вероятно, главная забота, после того как Америка неофициально уже находится с нами в состоянии войны. В известной степени, конечно, играет роль и мировоззренческое противостояние.

Как проявит себя новый враг, никто не знает. Во время финской войны[99] его командование показало свою слабость. Рядовой боец, как и в [Первую] мировую войну, изначально вовсе не слабый противник. Говорят, что боевой дух там вполне на высоте.

Уже несколько недель мимо нас везут огромное количество солдат и военной техники. Развертывание боевого потенциала в огромных масштабах. Есть надежда, что всё решится быстро. Желательно, чтобы так и получилось.

Вчера я еще раз навестил Хартмута


Рекомендуем почитать
Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Пастбищный фонд

«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.


Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о Русском государстве

К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.


Вся моя жизнь

Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.