учила свою лучшую роль, он заплатил её горничной шальную цену и обделал в золотой футляр, который вскоре и подарил кому-то из знакомых. Н[ащоки]н одно время был страстно влюблен в эту актрису и, чтобы вылечиться от безумной страсти, придумал следующую хитрую штуку. Он нарядился в женский наряд и прожил у артистки в качестве горничной более месяца. Это обстоятельство и послужило Пушкину сюжетом к его «Домику в Коломне». Щедрость Н[ащоки]на к артистам доходила до того, что известному Вьетану он подарил скрипку, с которою знаменитый артист объехал всю Европу. Подобные дорогие причуды, да вдобавок карточная игра, в которой он являлся, впрочем, не игроком, алчущим выигрыша, а страстным любителем сильных ощущений, в 30-х годах сильно порасстроили его состояние, тем более, что он обзавелся цыганкой, известной в то время в Москве красавицей Ольгой Андреевной, дочерью Стеши, прозванной «Каталани»
[10]. В то время любовь к цыганке была самая разорительная, песни чернооких красавиц разнеживали и одуревали всех кутящих богачей. На вечерах гитара такой цыганки наполнялась по нескольку раз золотом и ассигнациями, и много раз была опоражниваема и потом снова наполнялась. Эти приношения носили название «угольковых» и многим опустошали карманы. Н[ащоки]н для цыганки держал экипажи с парой «вяток» и «шведок»; за нее он дал крупный выкуп хору. У нее собиралось самое разнообразное общество: цыгане, франты, актёры, литераторы, купцы; сюда заезжал и Пушкин слушать цыганские песни. Постоянным гостем её был и известный князь Гагарин, тоже чудак большой руки, прозванный за свою худобу «Адамовой головой»
[11]. Он был бретер и храбрец, выигравший в 1812 году у офицеров пари, что доставит Наполеону два фунта чая. И доставил, но только по благосклонности императора благополучно возвратился в русский лагерь. У Н[ащоки]на от цыганки был сын, дворняшка, ненавидевший комнаты. Находя в мальчике сходство с квартальным надзирателем их квартала, он велел портному сшить на мальчика полный мундир квартального того времени, заказав и треугольную шляпу, и оправдывался в этой проделке, говоря: «Ведь наряжают же детей гусарами, черкесами, казаками, почему же мне не нарядить его квартальным, когда я так уважаю полицию!» Однажды у цыганки Н[ащоки]н проиграл все, что у него было - часы, столовое серебро, наконец, карету с лошадьми и даже Оленькины сани с парой «вяток». Выигравший, захватив серебро, вещи и в выигрышной карете ещё темным утром поехал домой, приказав сани с «вятками» отправить за ним. Н[ащоки]н добродушно посмеивался над подобной аккуратностью игрока. Цыганка, узнав утром об исчезновении «вяток», нисколько не огорчилась: она привыкла или знала, что все скоро возвратится к ней, и, действительно, скоро зажила прежнею роскошною жизнью. Любовь Н[ащоки]на к цыганке послужила Куликову
[12] сюжетом для его водевиля «Цыганка». Н[ащоки]н сам рассказывал, что, сидя в театре, он видел на сцене себя и свою сожительницу. От этой цыганки он освободился тем, что, оставив ей весь свой дом в Москве вместе с хорошей суммой денег в шкатулке, сам тайком уехал в подмосковную к приятелю, где перевенчался на своей однофамилице
[13] и поселился на некоторое время в Туле.
Гагарин Фёдор Фёдорович (1787-1863)
Н[ащоки]н, как мы заметили, любил хорошо покушать и также накормить своих гостей почти насильно. Обеды заказывать и говорить про кушанья он был большой охотник. За столом у себя он потчевал гостей до упаду, ежеминутно вскакивал и кричал на прислугу: «Видишь, мало взяли, попроси, покланяйся!» И если это было неуспешно, то сам упрашивал не хуже известного крыловского Демьяна. Не возьмет гость - он считал большой обидой. Редкий из его гостей выходил у него из-за стола, не упитавшись так, что еле несли ноги. На обеды он приглашал за несколько дней, а в день обеда присылал дворецкого напоминать, чтобы не забыли. У него нередко подавали на стол паштет, при вскрытии которого выходил карлик, держа в одной руке паштет тоже съедобный, а в другой руке - букет с цветами.
Нащокина Вера Александровна (около 1811-1900)
Существует предание, что Петр Петрович Петух списан Гоголем с Н[ащоки]на.
По смерти Пушкина, Н[ащоки]н переехал жить в Москву[14]. Тут уже пошла не радужная сторона его жизни, но он не унывал и вел почти ту же жизнь, что и в Петербурге. Он ездил почти ежедневно в Английский клуб, выписал себе из Парижа дорогой кий, хранившийся всегда под сбережением маркера, и продолжал мотать деньги, ссужая встречного и поперечного. Иногда, в критические минуты, ему вдруг то падали наследства от какого-нибудь дальнего родственника, то уплачивал ему кто-нибудь старый карточный должок и т. д. Но все эти неожиданности скоро исчезали. Своей роскошной жизни он не покидал и понемногу стал распродавать свои богатые коллекции: монеты, картины, фарфор, бронзу и т. д. Между замечательными редкостями, находившимися в его квартире, был один двухэтажный стеклянный домик аршина два длины, каждая отдельная часть и украшения которого были им заказаны за границей - в Вене, Париже и Лондоне. На этот домик, стоивший ему до сорока тысяч рублей, съезжалось любоваться все лучшее тогда петербургское общество. Домик этот был потом заложен и перезаложен в Москве за двенадцать или тринадцать тысяч и теперь неизвестно у кого находится как редкая, трудно сбываемая игрушка
