Заложники любви - [12]

Шрифт
Интервал

   —  Если опять не запьете на месяц,— вставил Егор.

   —  Не надо бить по больному. Сама не рада этой жизни. Ведь вот вчера стала в своей квартире порядок наводить и натолкнулась на плюшевого мишку, любимую игрушку сына. Он его даже в постель с собой брал, засыпал с ним. Вот так-то и осиротели мы без сыночка оба. Я как глянула, а у мишки рот открыт. Тоже плачет, хоть только игрушка. Даже ему без сынкиных рук холодно.

   —  Нина, когда сына не стало?

   —  Скоро год как погиб.

   —  Сами понимаете, что не поднять его из могилы. Не встанет, не вернется. Только в памяти останется. Я тоже был в Чечне. Там и мои друзья погибли, однополчане, сослуживцы. Разве мне их не жаль?

   —  Они чужие. А мой сын единственный. У меня никого больше нет. Вдвоем с горем бедуем. И во сне вижу своего мальчонку. Все руки ко мне тянет и зовет к себе. А у меня ноги, что связанные, идти не могу. Как жаль, что не я, а он погиб. Не живши, вот так рано ушел,— потекли по щекам слезы.

   —  Нина, я понимаю, как тяжело тебе. Но водка горю не помощница! Она вырубает мозги. И валит с ног. Убивает в тебе мать и человека. Теперь бы сын стыдился бы тебя, и ругал, обижался бы, что не сумела помнить его достойно. Размазала свою любовь по пьяным соплям, по стаканам и потеряла в себе женщину. А мальчонка за другое любил. Сыновья не любят слабых родителей и стыдятся их.

   —  Теперь уж не гордиться, не стыдиться некому! — вздохнула женщина.

   —  Ох, и не говори пустое. Я тоже так считал в свое время и ни во что не верил. А тут, как в насмешку, случай проучил, поумнел мигом. И больше не говорю, что умирая, человек насовсем от нас уходит. И ты знай, сын всегда рядом с тобой. Только не видишь его. А стоит присмотреться, сама увидишь, не оставил он тебя одну. Его душа с тобой. И печалится, и радуется рядом.

   Егор Лукич увидел, как вытянулось в изумлении лицо женщины. Она подалась вперед и спросила:

   —  Как так? Шутите надо мною, Егор Лукич?

   —  Бог с тобою, Нина, кто решится скалиться над таким? Сам это пережил. И понял, что ничего не знаем о смерти, что она есть и куда девается человек, но знаю точно, бесследно не исчезает никто. Вот так со мной в Афгане случилось. Легли мы после боя в палатке отдохнуть. Всю ночь от душманов отбивались. Они, зверюги, половину батареи выкосили. И мой друг погиб, Алешка Ракитин. Я с ним в одном доме с самого детства жил. Вместе во дворе футбол гоняли. А тут не стало его. Сижу и думаю, как его матери скажу, что погиб ее сын? Самому до невыносимого тяжело,— отвернулся, закашлявшись, и продолжил, быстро вытерев глаза платком:

   —  Укрыл я Алешу плащ-палаткой, решил его утром похоронить. В Афгане ночи непроглядные, темные, потому вздумал рассвета дождаться. И вот так-то сморило меня, что не стало сил до палатки добраться. Лег я рядом с Ракитиным. Вернее, уснул, сидя рядом, а как упал, не знаю. Все говорил ему, как тяжело мне будет одному без него домой возвращаться. Уж как заснул, не помню. Но вдруг почувствовал, кто-то толкает в бок. А мне так не хочется просыпаться. Оказалось, я укрытым спал. Той самой плащ-палаткой, какой друга мертвого укрыл. Но это ладно, Алешку увидел. Он разбудил и велел ребят поднять, сказал, что душманы на подходе. Я тут же всех на ноги сорвал. И верно, едва в портки успели вскочить. Отбили мы атаку. А ребята спрашивают:

   —  Откуда узнал про душманов?

   —  Когда им рассказал, долго удивлялись. А Раки-тин, царствие ему небесное, еще не раз нас спасал. Именно меня предупреждал.

   —  Вы его похоронили в Афгане?

   —  Нет! Домой отправили, на родину. Здесь, в своем городе похоронен. Я у него на могиле часто бываю. И не только я. Хочешь, верь или нет, а жизни он многим спас. Вот тебе и мертвый. А нас живых не бросил. И меня уберег от смерти. Я Алешиной матери о том рассказал. Она мне тоже кое-что поведала. И показала на памятник сыну, на тот, какой на могиле стоял. Я сразу ничего не приметил, а мать на портрет указала. Глянул, а мой друг улыбается, и глаза у него живые. Мне аж зябко стало поначалу. А потом и совестно. Выходит, самому себе не поверил. С тех пор частенько бываю у Алеши, говорю с ним, даже советуюсь. Знаю, если улыбается, одобряет меня, ну, а коли хмурится, огорчается, вот так-то! — покраснел человек за свою внезапную откровенность. И добавил:

   —  Знай, Нина, одно! Ушедшие никогда не приходят к пьяным. Это годами проверено.

   —  Вона как! Выходит, я сама себя от сынульки бутылкой отгородила? — отвисла челюсть от удивления.

   —  Я думаю, ты скоро убедишься, что я не вру.

   —  Да зачем тебе такое! — отмахнулась баба. И с того дня навсегда завязала с пьянством.

   А через месяц прибежала счастливая:

   —  Лукич! Сына видела! Указал девушку, с какой встречался. У нее сын от Алеши! Я как глянула, обомлела, ну, как портрет моего мальца. Теперь внук у меня есть, родная кровинка! А значит, впрямь не помер Алешка, живет в малыше моей радостью! Спасибо тебе, что глаза открыл и в жизнь возвернул!

   Егор Лукич радовался тому, что Нина с того времени резко изменилась. Она действительно перестала пить и никогда не брала в рот спиртное даже по праздникам.


Еще от автора Эльмира Анатольевна Нетесова
Фартовые

Это — страшный мир. Мир за колючей проволокой. Здесь происходит много такого, что трудно себе представить, — и много такого, что невозможно увидеть даже в кошмарном сне. Но — даже в мире за колючей проволокой, живущем по незыблемому блатному «закону», существуют свои представления о чести, благородстве и мужестве. Пусть — странные для нас. Пусть — непонятные нам. Но там — в зоне — по-другому просто не выжить…


Колымский призрак

Колыма НЕ ЛЮБИТ «случайных» зэков, угодивших за колючую проволоку по глупой ошибке. А еще больше в аду лагерей не любят тех, кто отказывается склониться перед всемогущей силой блатного «закона»…Но глупый наивный молодой парень, родившийся на далеком Кавказе, НЕ НАМЕРЕН «шестерить» даже перед легендарными «королями зоны» — «ворами в законе», о «подвигах» которых слагают легенды.Теперь он либо погибнет — либо САМ станет легендой…


Помилованные бедой

Низшие из низших. Падшие из падших.«Психи», заживо похороненные за колючей проволокой СПЕЦИАЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ.Среди них есть и палачи, и жертвы… Есть преступники, умело «откосившие» от возмездия за содеянное, — и жалкие, несчастные люди, забытые всеми. Они обитают в АДУ. У них лишь одна цель — ВЫЖИТЬ.


Тонкий лед

В новом романе, предложенном читателям, рас­сказано о двух сахалинских зонах: женской, с общим режимом содержания, и мужской, с особым режимом. Как и за что отбывают в них наказания осужденные, их взаимоотношения между собой, охраной, админи­страцией зоны показаны без прикрас.Судьбы заключенных, попавших на зону за пре­ступления, и тех, кто оказался в неволе по необос­нованному обвинению, раскрыты полностью.Кто поможет? Найдутся ли те, кому не безраз­лична судьба ближнего? Они еще есть! И пока люди не разучились сострадать и помогать, живы на зем­ле надежда и радость....Но не каждому стоит помогать, несмотря на молодость и кровное родство.


Подкидыш

Кто он, странный человек, замерзавший на заснеженной дороге и "из жалости" подобранный простой деревенской бабой?Кто он, "крутой мужик", похоже, успевший пройти все мыслимые и немыслимые круги лагерного ада - и стать "своим" в мире за колючей проволокой?Возможно, бандит, наконец-то решивший "завязать" с криминальным прошлым? Скорее всего - так. Но... с чего это взял старый, опытный вор, что блатные "братки" просто возьмут и отпустят на "мирное житье" бывшего дружка и подельника?..


Изгои

…Бомжи. Отвратительные бродяги, пьяницы и ничтожества?Или — просто отчаянно несчастные люди, изгнанные из дома и семьи, вынужденные скитаться по свалкам и помойкам, нигде и ни в ком не находящие ни жалости, ни сострадания?На Руси не зря говорят — от тюрьмы да сумы не зарекайся.Кто из нас — благополучных, состоятельных — может быть уверен, что его минет чаша сия?Запомните — когда-то уверены были и они…


Рекомендуем почитать
Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.