Закон тайга — прокурор медведь: Исповедь - [62]
— Так ты же врач! Для вас не должно быть ни друзей, ни врагов, ни русских, ни евреев, ни калмыков, ни украинцев!
Он посмотрел на меня с непередаваемой иронией, ехидно улыбнулся. Затем сказал, положив мне руку на плечо:
— Я, Ази, все это изучал еще в университете. Обязанности врача хорошо знаю и помню. Помню и врачебную клятву. Но коммунисты?! Они придерживаются хоть каких-нибудь правил или законов?! Нет! Народ нищий, вся Россия нищая…
Видно было, что своими словами я крепко задел его за живое. На глазах у него показались слезы. Я решил больше не тревожить его, оставить все подобные вопросы и расспросы. Да и то сказать, его судьба была не из легких: с 37-го по 54 год сидеть, не зная, не ведая — за что, почему… И каждые пять лет расписываться "в получении” очередного срока.
Час был поздний. Я распрощался с лепилой. Идя в барак, я обдумывал все им сказанное. Это было очень жутко и гадко. Но мне было жаль его. Он имел право на ненависть…
Время шло. В наш лагерь приходили новые этапы. Недалеко от нас, на том берегу реки Яны, находился лагерь Батагаи. Оттуда к нам привезли тридцать человек лесорубов. У всех у них не хватало правой кисти… Кровоточащие обрубки были замотаны в лохмотья. Это были "саморубы” — они калечили себя, чтобы избавиться от непосильного труда… Их немедленно осуждали по ст.58, пункт 14, кидали по двадцать пять лет — и отправляли на тот же лесоповал. Рубить деревья они не могли, но жечь сучья — вполне. Под страхом смерти лечить их раны было запрещено. На наших глазах большинство умерло от заражения крови. Тайком Мухаммед Мухаммедович передавал медикаменты, которые спасли жизнь десяти "саморубам”. Остальные погибли.
Все это были молодые ребята, лет 19–25. Они рассказывали, что в Заречном "болезней” не признавали. Тех, кто не мог идти на работу, охрана и суки выволакивали из бараков, привязывали к саням, и тащили до объекта. Многие умирали в дороге…
После работы я продолжал встречаться с Мухаммедом Мухаммедовичем. Пили чай, беседовали, вернее, я слушал, а он рассказывал.
Как-то я спросил у него:
— Почему Сталин решил уничтожить весь цвет России? Русскую интеллигенцию загубил… Правильно он сделал?
— Представь, что в некотором смысле Сталин был совершенно прав.
— Как?! Вы оправдываете его?
— Да. Со своей точки зрения он поступил правильно и дальновидно.
— Да почему же?
— Сталин понимал историю прекрасно. Мне кажется, что он и в самом деле был великим знатоком историком. Когда он пришел к власти, то его знание и понимание истории ему пригодилось. Он анализировал всю мировую историю — все времена, все правления. И увидел, что, начиная от Юлия Цезаря, Ганнибала, Наполеона и до наших дней, все правители и цари если были свергнуты и убиты, то своими ближайшими соратниками и приближенными ко двору. Именно это и побудило его заблаговременно убрать всех великих революционеров и вообще всю русскую интеллигенцию.
Потому-то он и смог укрепить свою диктатуру. Не сделай он того, что сделал, не долго быть ему у власти…
То, что рассказывал лепила, было удивительно. В заключение он сказал:
— Так-то вот, дорогой мой Ази. Всякий правитель хочет удержаться на престоле. Любой ценой. Сталин так и поступал. А сделай он иначе, давно бы его самого прирезали, как курицу.
Наступила весна 1954 года. Речка Яна вскрылась, и уже через месяц пошли по ней первые в этом сезоне пароходы. Нас, сорок человек, посадили на баржу, и пошли мы вниз по Яне… Подошли к поселку Батогай, а оттуда повезли нас в тамошний лагерь. Зная, что лагерь этот держат суки, мы не вошли в него, а попросили, чтобы к нам вышел начальник лагеря, некто Пожидаев. Вскоре он появился еще с каким-то офицером. Мы хором предупредили:
— Если ты нас примешь в лагерь — беды тебе не миновать. А если хочешь знать, кто мы такие, спроси (мы назвали несколько имен известных сук, которые находились в этой зоне) у них…
Офицеры, тихонько переговариваясь между собой, скрылись в зоне.
Глядим, поближе к вахте появляется несколько заключенных и вопят нам:
— Ну, звери, такое вам устроим, что будет праздник на всю зону!
— Если мы только войдем в зону. — крикнул я в ответ, — у твоей несчастной матери не хватит слез тебя, суку, оплакать!
Среди стоящих я заметил и одного своего "крестника”: это был сука, которого я не дорезал, и он, полуживой, спасся в другую зону. Он тоже заметил меня: кричал, приплясывал — радовался, что теперь-то он со мною расквитается.
— Мерзотина, — крикнул я ему, — как только войду в зону, ты первый погибнешь от моей руки. На этот раз тебя никто не спасет!
Вернулся начальник. Мы попросили, чтобы к вахте приблизились суки, что смотрят на жизнь более, так сказать, трезво и умно. Они стояли в стороне, не участвуя в криках и ругани. Начальник лагеря вместе со своими офицерами заявили начальнику нашего конвоя, что этих заключенных они в свой лагерь не примут: им, мол, резни не нужно…
Нас повели к берегу. Разрешили собрать топливо и развести костер. Не прошло и двух часов, как подъехал к нам офицер из Управления с автоматчиками. Он подошел к нашему костру, поздоровался и миролюбиво спросил, почему-де мы отказываемся войти в зону.
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».
«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.