Закон тайга — прокурор медведь: Исповедь - [61]
— Спасибо, Витя.
— Нет, это тебе, Ази, за все спасибо.
И мы стали с ним приятелями.
Однажды Фильчушкин заболел: как обычно, он работал без рубашки и, по-видимому, вспотел. Вечером у него начался сильный жар. Измерили ему температуру, оказалось 39,2… Он весь горел. Тут же отвел его к лепиле (врачу). Лепила осмотрел его, но, вроде, возиться с ним не захотел. Он намазал ему живот… йодом, и все. Ни банок не поставил, ни горчишников.
Фильчушкин заорал:
— Я тебя, гад, упорю сейчас! У меня температура, а ты меня йодом мажешь!
Он бросился в свой барак, и вылетел оттуда с ножом… Я кое-как остановил его, забрал нож и велел лечь спать. Ребят предупредил, чтобы смотрели за ним, напоили горячим чаем и не давали выходить. Сам я направился к лепиле. Он встретил меня вежливо, сам подал стул.
— Что с нашим Фильчушкиным?
— Подождите немного, — сказал лепила, — я сейчас освобожусь.
Ему осталось принять несколько человек. Он вскоре закончил прием и вернулся ко мне. Надо сказать, что до сих пор я в этой зоне у врача не был.
— Давайте познакомимся, — лепила протянул мне руку. — Меня зовут Мухаммед Мухаммедович.
Не знаю, насколько это имя-отчество соответствовало действительному, но я также представился в ответ.
— Так вы пожаловали ко мне относительно больного заключенного Фильчушкина?
— Да. Вы ему пупок крест-накрест йодом смазали — и все. А у него высокая температура.
— Так надо для успешного лечения. Врач я, а не он.
— Точно. Врач, конечно, вы. Только не надо думать, что все идиоты. Я сейчас предотвратил убийство… А вы его, так сказать, автоматически, йодом мазнули…
— Представьте себе, я это сделал совершенно сознательно. Я так частенько поступаю, особенно, когда лечу русских…
— Вы меня слышали, доктор? Я сейчас не допустил убийства! Он бы заколол вас, как кабана.
— Меня не так-то уж легко заколоть! — с этими словами лепила достал из-под белого халата два огромных ножа.
— Эх, дорогой доктор! Вы бы их и достать не успели б… Он бы в вас мгновенно вонзил шесть штырей. И вы бы эти штыри не переварили…
Он вдруг обнял меня, поблагодарил.
Так мы с ним подружились.
Родом Мухаммед Мухаммедович был из Уфы. Родился в богатой культурной башкирской семье. Еще до революции окончил Казанский университет. После его окончания практиковал, лечил людей. После революции все им нажитое было конфисковано, а он продолжал работать в той же клинике, которая теперь стала "государственной”. В одну из зимних ночей 1937 года чекисты выволокли его из постели. Не предъявив никаких документов, ордеров, отвезли его в местную тюрьму-внутрянку. В этой тюрьме он просидел около года. Без всякого следствия, допросов. Просто сидел… Все его жалобы остались без ответа. После года заключения его вновь швырнули в "черный ворон”, привезли на вокзал его родной Уфы, где он проработал много лет, сунули в "СТОЛЫПИН”, и привезли в Иркутскую пересыльную тюрьму. Там он долго не задержался. Прошла неделя, и заключенных посадили в телячьи вагоны. Привезли на какую-то станцию… К сожалению, у меня исчезло из памяти ее название. Было это, во всяком случае, в Сибири. Заключенным предстояло перевалить Яблоновый хребет пешим этапом. Но не просто…
Эту историю я слышал несколько раз от самых разных людей. Она совпадала до мельчайших деталей.
Итак, 11000 заключенных со всех концов страны были выгружены из вагонов. Первое, что они увидели — была гора автомобильных покрышек, наваленная наподобие шахтного террикона. Каждому было приказано взять по покрышке и катить ее через горы в сторону Верхоянска…
Представьте себе эти одиннадцать тысяч человек, одиннадцать тысяч новеньких автомобильных покрышек, ледяные камни…
В этом этапе был и наш лепила.
Падающих убивали на месте, трупы не убирали — вокруг была пустыня. Дошло до Верхоянска 800 человек. После шести месяцев из этих восьмисот осталось в живых пятьдесят. Остальные погибли: кто умер от болезней и голода, кого расстреляли в тюрьме.
Так закончилась эта эпопея…
Только через несколько лет Мухаммед Мухам-медович узнал, на какой срок он осужден: 10 лет. Когда в сорок седьмом его десятка подошла к концу, его вызвали и дали расписаться, что ему дали еще пять… Так повторилось еще раз, ведь был уже 1954 год. Муххамед Муххамедович числился "за Москвой”, так как осужден был ОСО.
— А вы хоть пробовали выяснить, за что вас? — спросил я.
Лепила рассказал мне, что он шел по так называемому делу об "отравлении врачами великого пролетарского писателя Максима Горького”.
— А я лично, — прибавил он, — никогда этого Горького и в глаза не видел. Смерть его была использована в качестве предлога для уничтожения честных и грамотных людей, которые могли бы прийти к власти, исправить последствия этой революции, которую совершили бараны-русские и какие-то нацмены…
Мы стали часто встречаться с Мухаммедом Мухаммедовичем.
В одну из встреч я спросил его о Фильчушкине, ведь тогда толком он не ответил мне, а меня это странное "йодолечение” очень заинтересовало. Да и Фильчушкин к этому времени поправился самостоятельно.
Лепила засмеялся и сказал, глядя на меня в упор:
— Упрямый ты парень, Ази. Я умышленно не ответил на твой вопрос, но теперь уж слушай! Я органически не перевариваю русских… Мои предки еще при царе их терпеть не могли, а уж при советской власти и подавно. При царе у нас была своя земля, огромные стада лошадей и баранов. Мы платили дань царю, но он в нашу жизнь не вмешивался, и жили мы сносно. Пришли коммунисты и все отняли. Эти суки что хотят, то и делают с народным добром… Сколько смогу, столько и буду причинять русским зло!
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
Один из ключевых признаков современной постмодернистской литературы – фантасмагоричность. Желая выявить сущность предмета или явления, автор представляет их читателю в утрированной, невероятной, доведенной до абсурда форме. Из привычных реалий складываются новые фантастические миры, погружающие созерцающего все глубже в задумку создателя произведения. В современной русской литературе можно найти множество таких примеров. Один из них – книга Анатолия Субботина «Мадонна и свиньи». В сборник вошли рассказы разных лет, в том числе «Старики», «Последнее путешествие Синдбада», «Новогодний подарок», «Ангел» и другие. В этих коротких, но емких историях автор переплетает сон и реальность, нагромождает невероятное и абсурдное на знакомые всем события, эмоции и чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.