Закон тайга — прокурор медведь: Исповедь - [57]

Шрифт
Интервал

В кострах сидели те, кому дороги назад не было. Никто из сидящих там не знал, на какой срок…

Зимой 1954 года река Яна покрылась толстым льдом. Тракторами (быть может, теми же…) проложили трассу по льду для автомашин. Из нашего барака отобрали четырнадцать человек, включая меня, и повезли по льду в сторону Верхоянска.

Лагерь, куда нас доставили, находился недалеко от города. Стояли там два барака и старая церковь, где находилась кухня и баня для каторжников.

Мы прибыли туда в полночь. Ничего об этом лагере мы не знали. Известно было только, что на севере все зоны делятся на политические, сучьи, воровские и бытовые.

Машины стали, и нас вогнали в зону. Никто из местных нас не встречал, как это обычно бывает. Лагерь словно вымер, ни одной живой души. Даже всегда присутствующий при появлении нового этапа нарядчик не появлялся. Это было очень подозрительно. Уж не ловушка ли?..

Охрана выстроила нас и сказала: "Вот вам бараки. Устраивайтесь”.

Не верилось, что в лагере, кроме нас, никого нет. Посовещавшись, мы решили все же подойти к баракам. Идущий впереди пнул ногой двери… Они поддались. Не входя, мы стали прислушиваться. Прошло две-три минуты — и наконец, раздался глухой крик: "Какая падла дверь открыла?!” Мы отошли чуть в сторону. Еще подождали — и сошлись: вошли в барак… Была дана обычная в таких случаях грозная "команда”: "Всем лежать! Кто в зоне, суки или воры?” Ответ раздался не сразу. Вспыхнула свеча, и отозвались басом: "Ну, что?” Барак проснулся.

— Пусть подойдет кто-нибудь из воров, — предложили мы.

Двое с топорами в руках приблизились к нам. Зажглось еще несколько коптилок…

И многие узнали друг друга. Пошли объятия, поцелуи. Вскоре вся зона была на ногах, так как разнесся слух, что прибыл этап воров-законников. Нашлись пропавшие без вести друзья, о которых многие годы не было ни слуху ни духу.

Лагерь был страшен. Еще при входе в барак мы едва не попадали наземь. Естественно, думали, что это нарочно подстроено — для встречи нежелательных гостей. Но это было не так: у порога накопились огромные кучи мусора, какие-то огрызки бревен, и никому и в голову не приходило убрать хоть немного. Барак был построен из едва обтесанных бревен. На стыках никакой шпаклевки не было, так что стены были, как решето. Сквозняки, холод адский. Но это "проветривание” помогало мало: в бараке стояла такая-вонь, что дыхание спирало. Матрасы были далеко не у всех, остальные спали на голых досках. Лишь несколько воров укрывались одеялами, остальные пытались спастись от холода, завернувшись в телогрейки. Но никто не возмущался, не старался раздобыть постельные принадлежности. Вели себя, как мужики, совсем опустились…

Те из воров, что были поживее и не утратили окончательно человеческого облика, принялись рассказывать нам о ситуации в лагере. Кроме охраны на вышках за воротами в лагере никого не бывает: никаких начальников, никаких надзирателей. Объяснили, что начальство в зону заходить боится. Кормежка ужасная. Света в бараках нет и не предвидится. Ни стола, ни стульев… Лагерь прокаженных!

Мы в один голос принялись ругать обитателей лагеря: "Вы ж сами виноваты, что с вами так обращаются! Хоть бы чистоту навели, ведь от этого зависит ваша жизнь и здоровье! А начальство видит ваше безразличие к самим себе, и тоже относится к вам соответственно”.

Всю ночь мы не сомкнули глаз. Утром мы увидели, что происходит… Зрелище было не из приятных.

Мы, четырнадцать, не отходили друг от друга. Решили попытаться перестроить жизнь в лагере. На работу мы не вышли. Всей группой отправились на кухню. Открыли крышку котла, посмотрели внутрь. К нам тут же подвалил повар со свиной рожей.

— Вам нельзя сюда! Прошу всех удалиться!

— Ты, хохлацкая твоя рожа, видел когда-нибудь, как повар варится в собственном котле? — негромко спросили у него. — Ты лучше скажи: все в котел бросил или кое-что припрятал?

Свиномордый немного смутился. Он все понял — и начал, заикаясь, оправдываться. Мы решили пока не трогать его и покинули кухню, предупредив его строго: если что будет не так, то нам его сальной туши хватит на один-два сытых обеда.

Ночь прошла без всяких приключений. Мы по очереди дежурили, как бы чего не вышло…

Утром после завтрака несколько наших пошли на вахту и предупредили дежурного: если начальник не придет с нами говорить — на работу никто не выйдет. В ответ последовал приказ:

— Всем построиться для выхода на работу! Начальника нет!

Мы отказались.

Поднялся вопль, что если, мол, сейчас же не выйдем на работу, нас расстреляют. Для острастки дали несколько очередей в воздух. Напоминаю, что охранники и надзиратели находились по ту сторону колючей проволоки. Глядели они на нас, словно волки в предчувствии добычи.

Дежурный обратился к нам с "речью”:

— Вы что, поганцы, для нас законы новые выдумывать будете?! Мы не таких ломали, а вас — подавно! Приказываю построиться и выйти на работу!!

Автоматы они держали наизготовку.

— Если хоть одного убьете — будет горе. Лучше по-хорошему зовите начальника.

Предупредив, мы — без лишних слов — повернулись и пошли к баракам. В зону они зайти не решились.


Рекомендуем почитать
Черная водолазка

Книга рассказов Полины Санаевой – о женщине в большом городе. О ее отношениях с собой, мужчинами, детьми, временами года, подругами, возрастом, бытом. Это книга о буднях, где есть место юмору, любви и чашке кофе. Полина всегда найдет повод влюбиться, отчаяться, утешиться, разлюбить и справиться с отчаянием. Десять тысяч полутонов и деталей в описании эмоций и картины мира. Читаешь, и будто встретил близкого человека, который без пафоса рассказал все-все о себе. И о тебе. Тексты автора невероятно органично, атмосферно и легко проиллюстрировала Анна Горвиц.


Женщины Парижа

Солен пожертвовала всем ради карьеры юриста: мечтами, друзьями, любовью. После внезапного самоубийства клиента она понимает, что не может продолжать эту гонку, потому что эмоционально выгорела. В попытках прийти в себя Солен обращается к психотерапии, и врач советует ей не думать о себе, а обратиться вовне, начать помогать другим. Неожиданно для себя она становится волонтером в странном месте под названием «Дворец женщин». Солен чувствует себя чужой и потерянной – она должна писать об этом месте, но, кажется, здесь ей никто не рад.


Современная мифология

Два рассказа. На обложке: рисунок «Prometheus» художника Mugur Kreiss.


Бич

Бич (забытая аббревиатура) – бывший интеллигентный человек, в силу социальных или семейных причин опустившийся на самое дно жизни. Таков герой повести Игорь Луньков.


Тополиный пух: Послевоенная повесть

Очень просты эти понятия — честность, порядочность, доброта. Но далеко не проста и не пряма дорога к ним. Сереже Тимофееву, герою повести Л. Николаева, придется преодолеть немало ошибок, заблуждений, срывов, прежде чем честность, и порядочность, и доброта станут чертами его характера. В повести воссоздаются точная, увиденная глазами московского мальчишки атмосфера, быт послевоенной столицы.


Синдром веселья Плуготаренко

Эта книга о воинах-афганцах. О тех из них, которые домой вернулись инвалидами. О непростых, порой трагических судьбах.