Закон тайга — прокурор медведь: Исповедь - [51]

Витя, еще один вор из нашей группы, был совсем молод. Свою бродяжническую жизнь он начал недавно, когда ушел из родительского дома. Был осужден на шесть лет.

Он был умным и одаренным парнем. Очень красив. Превосходно играл в шахматы. Еще в Башкирии я любовался им, когда политзаключенные приглашали его в клуб сыграть. Из ста партий он проигрывал или сводил вничью не более одной-двух. В той зоне было двенадцать тысяч заключенных, все больше осужденный по 58-й за измену родине. Генералы, офицеры, артисты, ученые. Они очень уважали Витю за его ум и шахматный талант, удивлялись, как он попал в воровской мир, что и кто увлекали его… Ведь не секрет, что все они смотрели на воров, как на отбросы общества, лишь страх не давал проявиться их презрению и ненависти. Это мы превосходно знали, гордились этим. И жили за их счет, да еще и не в пример лучше, чем они.

Мы плыли уже пятьдесят два дня. За это время в трюмах стало заметно свободней: смерть постаралась улучшить наши "жилищные условия”.

Вскоре мы подплыли к берегам моря Лаптевых, но подойти поближе не смогли, так как устье реки Яны было мелководным. От берега отошли баржи и взяли курс к нашим рабовозам. Еще на корабле нас распределили по статьям. Отсев шел по такому принципу: "Петушки — к петушкам, а раковые шейки — в сторонку!” Я был осужден за убийство, так что попал к "раковым шейкам”. Остался без друзей… Нас, сорок человек, посадили в отдельный отсек подоспевшей баржи и повезли на сушу. Думали мы только о еде, так как почти забыли вкус пищи, а о горячем — и говорить не приходится. Подошло время обеда. Нам выдали хлеб и банку консервов. Хлеб был малость получше, чем на "Жоресе” — знаменитом социалисте, а консервы были испорчены, списаны, но для заключенных и такое годилось.

На барже мы доплыли до поселка Батагай, 80 км ниже Верхоянска. Началась разгрузка. В качестве привета мы услышали пулеметную пальбу: охрана стреляла над нашими головами, чтобы мы "почувствовали”. С баржи я вылезал чуть ли не последним. Когда я оказался на пристани, мои трюмные соседи уже лежали ничком на земле. Их усердно колотили прикладами и каблуками по головам и спинам, заставляя лечь пониже. У каждого уже появились кровавые раны. Мне сразу же приказали раздеваться. Во время этого я незаметно бросил нож в воду, — а заодно и душу свою за ним вслед… Так мне жаль было расстаться с оружием, которое вот уже несколько месяцев верно служило мне.

Всплеск воды обратил на себя внимание охраны.

— Что ты выкинул, подлая тварь?!

— Ничего.

— Ах, ничего?!!

В течение получаса несколько солдат изуродовали и избили меня до полусмерти. Сознания я не терял. Меня заставили лечь ничком. Я сопротивлялся. Услышал, как один из охранников говорит: "Отодвиньтесь, я его пристрелю”. Это было совсем не самым худшим выходом. "Стреляй, стерва, — крикнул я. — Чего ждешь?! Из лежащих пластом на пристани тел раздался жуткий вопль Коли Хохла:

— Ложись, зверь, а то нас всех из-за тебя…

Это было правдой. Рассвирепевшие из-за меня охранники могли расстрелять всех, а потом списать… А что? Бунт при разгрузке заключенных. Это им ничего не стоило. Я внял голосу разума и улегся. Не успел я опустить голову, как получил страшный удар сзади по голове. Мой нос уткнулся в камень. Переносица была сломана. Эту памятку о великих стройках коммунизма я ношу при себе и по сей день… Теплая кровь хлынула в грязь. Второй удар вверг меня в беспамятство. Все, что происходило дальше, я знаю только по рассказам. Меня спасли мужики, помня мое отношение к ним на пароходе. Иначе бы меня, бесчувственного, забили бы непременно.

Очнулся я от сильной тряски. Нас везли в машинах.

— Куда нас?..

— Сами не знаем, — ответил кто-то.

— На кладбище, — послышался другой голос.

Действительно, миновав поселок стороной, нас завезли на кладбище. Зачем?! Я обвел взглядом заключенных. Было нас в машине, как сельдей в бочке. Взглядом встретился я с Васей Горбачом из Мордовии. Едва подмигнув, я дал ему понять, что надо будет броситься на охрану. Его ответное движение убедило меня, что он понял…

Кабина открылась. К нам подошел старшина.

— Вздумаете бежать — вот тут и будет ваша свобода.

Небольшие холмики чуть возвышались над промерзшей землей. Торчали таблички с номерами… Кладбище каторжников. Поверьте, я был во многих лагерях, участвовал во многих стычках, безоружным бросался на нож, о чем свидетельствуют шрамы на моих пальцах. Но в этот момент я мысленно почувствовал, как лезвие входит мне под сердце. Тело мое облилось холодным смертельным потом. И охватила жгучая обида, что вот — погибну от рук этих извергов, так и не прикончив одного, хотя бы одного из них!..

Машина снова тронулась.

Мы прибыли в поселок Эгейхай. Нас заставили лечь на землю. Прошло минут двадцать. Между рядами лежащих неторопливо прошелся офицер. Затем обратился к нашему старшине:

— Старшина, что это они у тебя мордами к земле лежат? Ты их посади, посмотрим, кто такие.

— Пошел ты к ебаной матери, майор, — раздался ответ "подчиненного”, — Нехай лежат. Скорее подохнут.

Майор, ничего не ответив, удалился.

Потом я узнал, что отношения между местными палачами были весьма сложными. Подчиненные превосходно знали о всяких противозаконных делишках своего начальства, так что особо не стеснялись. При каждом конфликте в вышестоящие инстанции летели доносы друг на друга.