Забыть Палермо - [66]

«Идея» обошла весь квартал. Кармине предложил оказать некоторое давление на своих прежних сослуживцев по бюро найма с тем, чтоб они предоставляли работу лишь тем безработным, что согласятся голосовать за демократов. Нашлось, конечно, несколько членов клуба, которые поинтересовались, как он этого добьется. Ведь за несколько даровых стаканчиков спиртного ничего не удастся сделать. Стало быть, нужны деньги? Конвертики вручать? Да кто об этом говорит? — спрашивал Кармине и заявлял, что надо уметь убеждать, находить удачные доводы, и этого хватит. «Увидим, увидим!» — прошептал О’Брэди, и глаза его более чем обычно слезились и мутнели. Кроме гениальности, еще и честность — нет, в окружении Драчуна этого не ожидали. Не то чтобы честность не ценили, но… Но к этому еще надо было привыкнуть. Странный Бонавиа. Он хотел убедить Брэда Третьего, что следует с умом и осторожностью пользоваться нажимом в предвыборной кампании. С осторожностью? Что он имеет в виду? Не думает ли этот новый секретарь, что он здесь самый главный? И потом, как он разговаривает с Патом О’Брэди, пусть тот не брезгует в выборе средств, пусть пьяница, но как-никак достаточно влиятелен. Ни один лидер в городе не может пока сковырнуть его с политической арены. И такому-то человеку Кармине решается сказать: «Лет двадцать назад это еще было возможно. Тогда партия могла позволить себе роскошь быть бесчестной. А теперь это не пройдет. Партия обязана предложить своим членам что-то побольше, чем обещания работы и гуся на рождество. Надо иметь идеал, программу… Надежду на то, что законы обновятся… Давно настало время покончить с подлой привычкой подкупать избирателей. Эти деньги, патрон, поверьте мне, расходуются зря, это чистый убыток…» Просто фантастика, а? Этот молокосос только позавчера стал демократом, а уже учит старого Брэда. И где учит, в его собственной вотчине, в округе Нью-Йорка, где тот бесспорный лидер уже много лет. Окружение Пата О’Брэди было в изумлении. К концу года здесь уже недружелюбно относились к Бонавиа, причем особенно повлиял на это чрезвычайный интерес, проявленный к новому секретарю политическими верхами города. Сторонники О’Брэди утверждали, что слишком пылок этот Бонавиа, чересчур у него много несуразных идей. Например, он воспользовался визитом одного из влиятельных членов партии и сказал, что ему кажется целесообразным пригласить на консультацию известного в то время специалиста по связям с общественностью, некоего мистера Мак-Маннокса. О’Брэди попробовал осадить Кармине, заткнуть ему глотку, и его поддержали члены клуба. «Приглашать этакого шарлатана, да еще перед великим постом? С какой стати?» Все это в адрес специалиста по общественным связям, — хотя тот был известен, его фотографии нередко появлялись в газетах. «Да он паяц! Пусть рекламирует фирму, выпускающую зеленый горошек… А при чем тут партия?» Бредовая идея, курам на смех. В клубе все так считали. Однако влиятельный приезжий раздраженно заявил: «А я не разделяю, господа, вашего мнения. — И добавил: — Неплохая мысль, надо пригласить специалиста». Все это было сказано тоном, который надлежало рассматривать как указание. И Кармине отправился на следующий день консультироваться с Мак-Манноксом.

Встреча началась с замечания в адрес самого Кармине:

— Вы должны снять эти черные очки, господин Бонавиа.

Когда Кармине сказал ему, что страдает хроническим раздражением глаз, Мак-Маннокс ответил:

— Досадно. И весьма. Вам вредят эти очки. Вы напоминаете в них гангстера.

Кармине решил, что тот прав. Ему самому иной раз думалось, что дымчатые очки скрывают выражение его глаз. Но никто не указывал ему на эту досадную помеху, да еще в такой решительной форме.

«С вашей профессией надо иметь фотогеничную внешность», — продолжал Мак-Маннокс, пристально уставясь на Кармине Бонавиа, словно не специалист по общественным связям, а фотоаппарат перед съемкой. Замечание постороннего человека несколько задело самолюбие Кармине, однако он его внимательно выслушал.

Господин Мак-Маннокс был человеком солидным и сказал, что даст заключение после того, как побывает в доме, занимаемом местными демократами. Хорошо, если требуется, пожалуйста. По дороге к этому дому, помпезно именуемому Мак-Манноксом «вашим генеральным штабом», тот продолжал делиться мыслями о существенной роли фотогеничности в политических удачах: «Как я уже вам говорил, господин Бонавиа…»

Ах, если б Кармине мог предвидеть! Согласился бы он с советами Мак-Маннокса?

— Вот это и есть? И это Ассамблея вашего округа? Да где же, черт побери, мы находимся? В какой-то жалкой лачуге на Байяр-стрит? И тут у вас помещается бюро округа? Бог мой, что за промах!

Мистер Мак-Маннокс никогда в жизни не бывал в подобных местах. Никогда. Он был настолько потрясен, что под влиянием всех этих досадных обстоятельств усы его печально обвисли.

— Прошу вас, господин Бонавиа, поговорите со своими лидерами, им необходимо развивать свою деятельность в совершенно иной обстановке. Это весьма существенно. Посмотрите-ка на эти коридоры… Удалить всех этих попрошаек. Чего они тут ждут, эти люди? Что здесь, бесплатный суп выдают для неимущих? А здесь что происходит, за всеми этими дверями? Почему они закрыты? Честное слово, господин Бонавиа, это несерьезно. Все немедленно окрасить в светлые, очень светлые тона. Двери должны стать стеклянными… Да, можно и матовое стекло. Это внушает доверие, у посетителей создается иллюзия, что они участвуют в жизни вашего бюро. Участвовать — это так много значит. Никогда вы не сделаете сторонником человека, если будете обращаться с ним, как с посторонним. И не думайте говорить мне, что вам здесь легко работается. У меня, например, такое впечатление, что я нахожусь у заговорщиков. Трудно убедить меня в том, что за этими дверями нет таинственно шепчущихся о чем-то людей. Прошу вас, поймите меня правильно. Я ведь не говорю, что вам надо соревноваться в роскоши с «Крайслер билдинг». Я только советую обставить все, ну, как в неплохом банке, как в скромном уютном филиале такого банка, просторном, светлом, достаточно проветренном помещении, куда скромные люди идут внести свои трудовые сбережения. Вы меня поняли? Что вам еще сказать, господин Бонавиа? Надо многое переделать, если вы хотите завоевать уважение к себе. И прежде всего, чтоб здесь веяло честностью. Это ведет к успеху. Даже если на самом деле тут действует лишь горсточка честолюбцев, все равно следует добиваться уважения и подчеркивать, что для вас это главное. Уважение хорошо пахнет. Кроме того, вам следует обзавестись несколькими интеллигентами. Это необходимо. В наши дни культуре придают большое значение. Лучше заполучить писателей, а если не удастся, то пригодятся люди с высшим образованием. Потребуется еще несколько известных женщин… Ох, что за ужас эти ваши коридоры! Что-то зловещее в них! О чей я говорил? Да, о женщинах. Надо иметь несколько женщин в своем распоряжении. Господин Бонавиа, без этого не обойтись. Начните с журналисток, другие появятся потом…