За убегающим горизонтом - [37]
Мягко ткнувшись носом в белый коралловый песок, шлюпка остановилась.
Сидевший на носу принц быстро выскочил на берег, сделал несколько торопливых шагов и остановился, осматриваясь кругом. Вылезли и остальные французы.
На берегу быстро собралась толпа мужчин и женщин. К ним присоединялись все новые и новые. Островитяне брали путешественников за руки, за плечи, за края одежды и даже поднимали полы кафтанов. Бугенвиль подумал, что они это делают, желая удостовериться, нет ли у пришельцев какого-нибудь оружия. Он первый подал пример остальным, широко распахнув полы своего кафтана, показывая этим, что у него нет никакого оружия.
Все охотно последовали его примеру. Островитяне это восприняли по-своему. Очевидно, даже мысль искать у пришельцев оружие не могла прийти им в голову. Островитяне, видимо, думали, что морякам просто жарко и они желают снять с себя обременительную одежду. Самые экспансивные захотели помочь французам и стали стаскивать с них кафтаны.
Это чуть не привело к новым осложнениям, но улыбки островитян, их откровенный смех живо рассеяли все недоразумения.
К живописной группе жестикулировавших людей подошел крепкий еще старик, задрапированный в кусок ткани. При виде его толпа расступилась.
Старик остановился в двух шагах от Бугенвиля и, ударив себя в грудь, сказал: «Эрети». Немного подождав, он повторил это же слово с таким же, столь понятным жестом.
Тогда капитан тоже ударил себя в грудь и сказал: «Бугенвиль».
Эрети знаками показал, что он вождь округа. Бугенвиль, в свою очередь, попытался объяснить, что он командует кораблями, которые пришли в эту бухту.
— Иа ора на, тайо Путавери, — сказал старик.
Думая, что это приветствие — и впоследствии он узнал, что не ошибся, — Бугенвиль ответил:
— Иа ора на, Эрети!
Эти слова вызвали бурный восторг островитян. Они принялись петь, а девушки танцевать, повторяя «тайо, Путавери», «тайо Путавери», — так они произносили имя Бугенвиля.
Моряки с удовольствием смотрели на них. Почти все девушки были очень красивы — черные глаза, янтарный цвет лица, длинные волосы с вплетенными в них цветами.
Вперед выступили два островитянина. Один из них, почти мальчик, играл на большой тростниковой флейте, издававшей на слух европейцев несколько резковатые звуки. Другой спел под аккомпанемент этой флейты песню. Голос, как и у всех островитян, был несколько хриплый, но мелодия чем-то задевала сердца французов. Песня, видимо, была популярна, и скоро образовался довольно стройный хор.
Вождь взял Бугенвиля за руку и повел в рощу, где стояли хижины островитян. Остальные путешественники, сопровождаемые толпой, последовали за ними. Вождь привел их в свой дом, крытый листьями пандануса. Фундаментом служили огромные базальтовые плиты. Пол был устлан циновками. На них сидело несколько женщин. При виде чужестранцев они вскочили со своих мест и быстро затараторили «тайо», «тайо». Радушие их не вызывало сомнений.
В хижине находился высокий старик с длинной седой бородой. Но лицо его было без морщин, а тело оставалось стройным и гибким. Мельком взглянув на гостей, он встал и, не говоря ни слова, удалился, полный величия и гордости. Это был первый человек, который встретил французов безразлично и даже холодно. Он явно не одобрял поведение своих соотечественников, так радушно встретивших чужеземцев. Бугенвилю показалось, что старик опасается, как бы появление на их земле пришельцев не нарушило привычного уклада жизни этого народа.
«Что ж, он, пожалуй, прав, — подумал Бугенвиль. — Этот человек, наверное, и сам не подозревает, насколько он мудр. Что может принести жителям острова вторжение европейцев?» Бугенвиль горько усмехнулся. Он знал, что на многих вновь открытых землях вспыхивают эпидемии, занесенные моряками, появляются миссионеры, пытающиеся подчинить туземцев своей власти.
Французы с интересом осматривали украшения, которые были в хижине. К крыше был подвешен какой-то непонятный предмет, сплетенный из гибких ивовых прутьев, с длинными черными перьями неизвестной птицы.
У стен стояли две деревянные фигуры, которые Бугенвиль и его спутники поначалу приняли за идолов. Они были сделаны из черного дерева. И когда Бугенвиль пощупал их, то удивился твердости материала.
Пока путешественники разглядывали убранство дома, его чрезвычайно простую обстановку, состоящую всего из нескольких циновок, принесли угощение.
Вождь предложил всем сесть на траве перед домом — в хижине было слишком тесно. Подали фрукты, жареную рыбу и воду. Принесли два ожерелья из ивовых прутьев, украшенных черными перьями и зубами акулы. Одно из них Эрети надел на Бугенвиля, другое на шевалье д’Орегона, который остался очень доволен такой честью.
Подошли еще несколько стариков, очевидно уважаемые люди племени, и сели в кружок. Эрети знаками спросил, надолго ли Бугенвиль и его спутники прибыли на остров.
Бугенвиль взял восемнадцать камешков и разложил на траве. Часть камешков были белыми, часть черными. Это, очевидно, ввело в заблуждение Эрети. Он спросил, означают ли черные камешки ночь.
Тогда Бугенвиль, собрав восемнадцать белых и столько же черных камешков, дал понять, что речь идет о восемнадцати сутках.
