За убегающим горизонтом - [38]
Старики посовещались. Неожиданно один из них поднялся и убрал половину камешков, оставив только по девяти темных и белых. Но Бугенвиль не пожелал вдвое сократить срок стоянки и снова положил прежнее число камешков. Эрети немного помедлил и потом хлопнул в ладоши: он согласен!
— Видимо, Эрети более доверчив, чем другие старейшины, — сказал Бугенвиль Коммерсону.
— Этот народ очень беспечен, как и сама здешняя природа, — отозвался тот, — но старики, очевидно, помнят и худшие времена, поэтому они так осторожны. Интересно, были ли когда-нибудь на этом острове войны, междоусобные распри?
— Трудно сказать, но они определенно знакомы с жестокими нравами европейцев, — ответил Бугенвиль.
— И все же принимают нас с таким радушием! — воскликнул Коммерсон. — Мы должны сделать все, чтобы сохранить с ними добрые отношения и оставить о себе самые лучшие воспоминания.
— Будем стремиться к этому, — вставил шевалье де Бушаж. — Вы, мосье капитан, были совершенно правы, запретив нам брать с собой оружие.
Бугенвиль мягко улыбнулся, стряхнул несколько листьев, приставших к рукаву его- парадного камзола, и поднялся.
— Для первого раза достаточно. Не будем злоупотреблять гостеприимством хозяев и отправимся на корабль, а завтра устроим на берегу лагерь для наших цинготных больных и займемся пополнением продовольственных запасов.
Островитяне были огорчены, увидев, что чужеземцы покидают их. Моряков до самого берега провожала большая толпа. Островитяне оживленно переговаривались, продолжая разглядывать одежду французов, а самые смелые брали их за руки.
И когда европейцы ступили на белый прибрежный песок, раздался опять печальный звук камышовой дудки «виво», хор завел протяжную песню, а девушки принялись танцевать.
Бугенвиль со своими спутниками подошел к шлюпке. В этот момент от толпы отделилась девушка и протянула капитану несколько веток пальм, кораллы и букет полевых цветов.
Бугенвиль взял эти бесхитростные знаки внимания и прижал руку к сердцу. Когда шлюпка отчалила, он еще раз взглянул на девушку. Она стояла в пене прибоя и радостно махала рукой. «Как Афродита, рождающаяся из пены волн у греческого острова Кифера, — подумал Бугенвиль. И тут же пришло на ум: — Пометим остров на карте Новой Киферой».
Поднимаясь по трапу на корабль, Бугенвиль еще раз повторил про себя: «Новая Кифера».
Глава VI
Якоря остаются на дне
Даже те, которые смотрят на Таити с более честной и более художественной точки зрения — и я не сомневаюсь, что таких большинство, — все те, кто видит в Таити только страну, где цветет вечная весна и где царит веселье, все те, кто смотрит на Таити, как на страну, полную поэзии, цветов и красивых женщин, — те тоже не понимают Таити…
Прелесть этой страны вовсе не в этом, и доступна она не для всех…
Пьер Лоти
Под восторженные крики всей команды на воду спустили большой баркас. Он быстро наполнился моряками. Больных, ослабевших от цинги, — а их было немало, — поддерживали под руки.
Тропический день только начинался. Огромное солнце выкатилось из-за горизонта, окрасило в розовые тона повисшие в безветрии паруса кораблей, прибрежную полосу прибоя, стволы пальм, величественные, спокойные горы.
После долгого плавания любая земля всегда кажется желанной. Даже самым просоленным морякам хочется ощутить под ногами твердую почву, а не зыбкую, качающуюся палубу, посидеть в тени деревьев, поваляться на мягкой траве. Но этот остров особенно притягивал к себе моряков.
Он совершенно не походил на большинство других, встречавшихся до сих пор. Здесь не видно было едва пробивающейся на коралловых образованиях растительности, внутренних лагун с постоянными ее обитателями — черепахами и мелкой рыбой, длинных бесплодных песчаных отмелей.
С моря остров представлялся мореплавателям выступающей из океана гигантской горой, покрытой вечнозеленой растительностью. На солнце сверкали ручьи и ручейки, сбегавшие к океану. С более близкого расстояния можно было рассмотреть тенистые рощи, пироги, вытащенные на берег, собравшихся на берегу островитян.
Сидевший на руле баркаса боцман Пишо взволнованно сжимал румпель. Так вот эта земля, о которой мечталось во время длительного перехода по океану. Как манит зелень, прохлада лужаек, мирный вид туземных хижин!
Моряки равномерно взмахивали веслами, опуская их в прозрачную воду. Флотилия пирог сопровождала баркас до самого берега.
Боцман Пишо, поддерживая ослабевшего от цинги матроса Менье, вывел его из баркаса, усадил на ярко-зеленую траву под кокосовыми пальмами и опустился рядом. Он и сам чувствовал себя неважно. Отдыхая, боцман прислушивался к шуму прибоя и жадно вдыхал аромат цветущих деревьев, неведомых трав, пряные испарения земли, согретой щедрыми солнечными лучами. Французов обступили со всех сторон. Истощенные лица матросов, вероятно, казались островитянам весьма странными. Высокий мужчина что-то сказал остальным, и перед французами появилось деревянное блюдо. Сырая рыба была нарезана мелкими ломтиками и полита соком какого-то растения. Женщины и девушки принесли связки бананов и кокосовые орехи.
Моряки не заставили себя просить и жадно набросились на угощение. Пишо срезал ножом верхушку кокосового ореха и дал его Менье. Матрос с удовольствием выпил прохладную вкусную жидкость. Затем боцман протянул высокому островитянину, приказавшему принести съестное, свой шейный платок и матросскую шапочку. Гот сейчас же натянул ее на голову, а платок накинул на плечи.
