За столбами Мелькарта - [43]

Мидаклит пытался отколупнуть кусок глины от муравейника, чтобы унести его с собой, но это ему не удалось сделать.

— Прочен, как камень! — удивился он. — А где же сами строители? Я хочу на них взглянуть.

Бокх улыбнулся:

— Вряд ли бы ты обрадовался встрече с ними. Белые муравьи передвигаются полчищами, уничтожая всё на своём пути. Лучше встретить взбесившегося слона, чем этих муравьёв.

В этот же день у небольшого озерца путники разглядели несколько человеческих фигурок.

— Это женщины! — шепнул Бокх. — Оставайтесь здесь, чтобы их не напугать. Гуда! Лежать! — приказал он льву.

Лев неохотно опустился на землю, протянув вперёд лапы.

Занятые сбором моллюсков, женщины не сразу заметили Бокха. Маврузий вышел на открытое место, присел на корточки в знак мирных намерений и что-то крикнул. Увидев его, женщины испуганно отшатнулись, но одна из них, в переднике из листьев, смело вышла навстречу Бокху.

Карфагеняне с замиранием сердца ожидали, поймёт ли женщина Бокха. От этого зависела их судьба.

Бокх и женщина дружелюбно потёрлись носами и стали о чём-то говорить, размахивая руками.

— Понимает! Понимает! — радостно зашептал Мидаклит.

Бокх возвратился. Он рассказал, что они находятся неподалёку от одного из селений фарузиев и что женщина, с которой он только что говорил, — жена погибшего на охоте вождя.

— Мы были с ним дружны, как два ствола на одном корне, — сказал Бокх. — Но его возлюбили боги и взяли к себе.

Посоветовавшись, путники решили идти к фарузиям, чтобы запастись всем необходимым для дальнейшего пути.

Солнце висело прямо над головой, когда карфагеняне подошли к маленьким домикам, сплетённым из прутьев, с конусообразными крышами.

Домики стояли кругом. В середине площади, образованной этими домиками, росло высокое дерево с густой ярко-зелёной кроной. Около него толпились мужчины в коротких передниках, видимо, сплетённых из травы. Чем-то занятые, они даже не заметили приближения чужеземцев.

Подойдя ближе, карфагеняне увидели, что пять здоровенных фарузиев сосредоточенно бьют палками распростёртого на земле человека. Они делали это без злости, словно молотили на току колосья. Человек корчился под ударами. Из уст его вырывался хриплый стон.

Вдруг раздался предупреждающий крик. Кто-то из фарузиев заметил чужеземцев. Мужчины опустили палки и повернулись. Женщина, шедшая рядом с Бокхом, сделала успокаивающий жест. Бокх присел на корточки и сказал несколько фраз. Его выслушали с большим вниманием. Человек, которого били палками, поднял голову. На вид ему было лет тридцать пять. Волосы на голове у него выбриты, как у карфагенского жреца. На нижней губе, свисавшей чуть ли не до самого подбородка, болталась металлическая палочка. Уши украшены блестящими раковинами.

— Наверное, что-нибудь украл, — предположил вслух Малх. — Однажды в базарный день в Карфагене вора вот так забили насмерть палками.

Бокх добродушно рассмеялся.

— Здесь и не подозревают о воровстве, — сказал он. — Просто этот человек захотел заменить моего друга вождя, погибшего на охоте. У фарузиев обычай: каждый желающий стать вождём должен выдержать палочные удары.

Малх захохотал. Но Мидаклит, подняв указательный палец кверху, сказал серьёзно:

— Мудрый обычай! Не мешало бы ввести его в Элладе. Никто не пожелал бы стать тираном, похитителем свободы… А впрочем, — добавил он, указывая на лежащего туземца, — власть, видно, очень соблазнительная вещь: тех, кто её добивается, не пугают палочные удары, не страшит смерть…

— Как бы там ни было, этот чернокожий должен быть нам признателен, — перебил Мидаклита Ганнон. — Наш приход избавил его от палок, а, может быть, спас жизнь.

— Смотрите, он поднимается! — воскликнул Малх.

Двое из тех, кто били палками, бросились на помощь избитому и, поддерживая его за локти, осторожно повели.

Пройдя несколько шагов, избитый остановился и, обернувшись, выкрикнул несколько слов.

— Он приглашает нас к себе! — сказал Бокх.

— Клянусь морем, мы отпразднуем его избрание. Я согласен. — Малх радостно потирал руки.

И вот они уже в хижине. Нагие женщины ставят на покрытый шкурами пол какие-то горшки с едой и питьём, корзины с плодами и орехами. Путники блаженно растянулись у стены. Впервые за много дней над головами их кровля. Им не угрожало ни неожиданное нападение, ни голодная смерть.

Взяв что-то из горшка, Бокх на четвереньках выполз из хижины. И через несколько мгновений послышалось урчанье и треск размалываемой кости.

— Хороший зверь! — сказал Малх, протягивая руку к корзине с орехами.

Цези

Ганнон проснулся от шума. Гремел барабан, раздавались воинственные крики. Площадь между хижинами была полна людей. Мужчины в плащах из леопардовых шкур, с короткими, но широкими копьями и с кусками какой-то толстой кожи вместо щитов направлялись к большому дереву. За людьми послушно, как собаки, брели маленькие лошадки. У дерева, которое, по-видимому, почиталось священным, на корточках сидел совсем голый человек. По металлической палочке в его нижней губе и кровоподтёкам на спине карфагеняне признали в нём того самого фарузия, которого лишь два дня назад у этого же дерева били палками. На его голове была небольшая шапочка из львиной шкуры, которую мог носить только вождь.