За столбами Мелькарта - [41]

В плену

Удушливо и пряно пахли травы. Они поднимались всё выше и выше. Ганнон уже не видел Бокха, шагавшего впереди, и только слышал его голос.

Так шли они уже несколько часов. Пекло солнце. Ганнон остановился, чтобы поправить сползшую завязку сандалий. Внезапно он услышал предостерегающий крик Бокха и инстинктивно сжал рукоять меча. Но было уже поздно. Кто-то сзади навалился на Ганнона, и он ощутил прикосновение голого, скользкого, как рыбья чешуя, человеческого тела. Напрягая все силы, Ганнон попытался сбросить с себя тяжесть, но в это время трава раздвинулась и ещё кто-то бросился ему под ноги. Ганнон упал. Через несколько мгновений отчаянной борьбы руки его были связаны. И, только лёжа на земле, тяжело дыша, он мог разглядеть своих противников. Это были люди с могучим телосложением. Их чёрная кожа блестела, словно смазанная жиром. Белки глаз были выпучены. Белые полосы на лбу и щеках придавали их лицам ещё более свирепое выражение.

С торжествующим криком чернокожие тащили Ганнона по земле, словно это был не живой человек, а кожаный мешок. Колючие растения царапали грудь и лицо. Ганнон стиснул зубы от боли.

И вдруг Ганнон увидел своих спутников в жалком, растерзанном виде. На груди у Бокха не было ожерелья из шакальих зубов. На правом ухе вместо привычной золотой серьги пламенела капелька крови. У Малха под глазом расплылся огромный синяк.

Чернокожие, видимо, о чём-то спорили. По мимике и жестам нетрудно догадаться, что одни — таких было меньшинство — хотят увести пленников в сторону моря, а другие предлагали отправить их в глубь страны. Ссора утихла, когда чернокожий в шапке из леопардовой шкуры, видимо, вождь что-то резко крикнул и сбросил со своей спины отнятые у карфагенян тюки материи. Те, которые хотели увести пленников к морю, подхватили эти тюки и исчезли в высокой траве.

Бокх сказал чернокожему в шапке из леопардовой шкуры несколько слов. Тот в недоумении вытаращил глаза.

— Не понимает! — огорчённо промолвил маврузий. — Они говорят на незнакомом мне языке.

Мидаклит опустил голову. Эллин почувствовал, что теперь ничто не может их спасти. «Почему этот дикарь в шапке из леопардовой шкуры так добивался, чтобы мы достались ему? Он даже не пожалел материи и меча. Может быть, это вождь племени людоедов, обитающих где-нибудь в глубине страны?»

Два дня и две ночи чернокожие вели пленников в глубь страны. Тропинка пробивалась сквозь траву, опалённую солнцем. Она разрезала заросли, поднималась на каменистые холмы. Дикари не считались с тем, что их пленники устали и были голодны. Если они замедляли шаг, их подталкивали палками и кулаками. На каждого из карфагенян приходилось не менее пяти чернокожих, и о бегстве нечего было и помышлять.

К полудню пленников привели в селение. Это было несколько десятков жалких хижин с камышовыми крышами. Женщины злобно набросились на пленников. И если бы карфагенян не втолкнули в какую-то хижину, эти чернокожие фурии, наверное, растерзали бы их.

Внутри хижины было темно. Только острые пучки света пробивались через щели, освещая плетёные стены и земляной пол. Вскоре скрипнул отодвигаемый засов. Дверь открылась, и чёрная рука поставила на пол выдолбленную тыкву с водой.

Ганнон мгновенно высунул голову наружу. Хижину огибал частокол. На кольях торчали человеческие головы, мужские и женские. Одни, видимо, были отрублены совсем недавно, у других же провалились глазницы и высохла кожа. Ганнон с отвращением отпрянул от двери.

Снаружи задвинули засов. В хижине стало темно. Ганнон прислонился к опорному столбу, поддерживавшему кровлю. Бокх, по своему обыкновению, присел на корточки. Мидаклит и Малх легли на листья, устилавшие пол…

Гуда

Наступило утро. Солнечные лучи пробились сквозь щель, освещая четырёх пленников, сидящих на земляном полу.

Снаружи послышался протяжный гул голосов, глухие удары. Они становились всё громче и громче. Ганнон прислушался. Видимо, чернокожие колотили в барабан.

Заскрипел отодвигаемый засов. На пороге появился чернокожий в шапке из леопардовой шкуры. Он был ужасен, как дух смерти. На шее у вождя висел большой кусок синей материи. На чёрной шее ткань производила странное впечатление. Она была привезена из страны, лежащей за морями. Нет, Ганнон готов был поклясться, что этот кусок из запасов «Сына бури».

Сделав страшную гримасу, вождь показал движением руки, что настало время выйти. Ганнон поднялся первым. За ним остальные. В мутном утреннем свете, казавшемся нестерпимо ярким, глазам пленников предстало странное зрелище.

Чернокожие раскачивались и изгибались в причудливой пляске, образуя круг. Круг этот медленно сужался. Земля гудела под чёрными ногами. Сверкали белки глаз. Хлопали в ладоши чёрные руки. Прыгали размалёванные маски. Несмотря на весь ужас перед этой устрашающей пляской, Мидаклит был немало удивлён и искусству плясунов и замечательному мастерству, с каким были сделаны маски. Некоторые из них изображали головы животных — быков, антилоп, крокодилов. Другие, таких было большинство, человеческие лица с разинутыми ртами и выпученными глазами, обведёнными белыми линиями. Что должна была обозначать эта пляска? Может быть, она имеет тот же смысл, что и театральные представления эллинов?